мир потерял стабильность. Мои глаза стали словно отдельно от меня. Они плавали в бредовой мути, где-то по другую сторону реальности. Там было все ровное-ровное, вроде как тундра. И ржавый мох, покуда хватит глаз. Десять солнц на закате. А воздух синий, густой и терпкий. Черные бочаги среди мхов, словно небо в облаках, и из них торчит покосившаяся карусель. Она крутится и скрипит, крутится и скрипит, скрипит, скрипит…
— Ты скверно выглядишь, — Эдгар протянул мне чашку, но я знаком попросил поставить ее на стол.
Не мог положиться на свои руки, а нам не хватало только битой посуды. Он настороженно смотрит на меня, я говорю:
— Все в порядке, старик. Просто ночь была бурная.
— Это точно. Ну, давай разберемся с твоим неизвестным. Я киваю.
— Первое столкновение, — Эдгар морщит лоб, — в кафе. Он тебя видел и узнал, ты его — нет.
— Там было много народу.
— Но он же тебя заметил?
Я кивнул.
— Значит, следили.
— Наверняка.
— Бессонов — Громова — ты. Одна цепочка. Только ты сам виноват — по доброй воле в это дело впутался. А они? Чем они мешали этому, как его, Барину?
— Наркотики. Бессонов, как мне удалось выяснить, установил, что в его отделении похищаются наркотики, которые потом продаются местным наркоманам, в том числе и Громовой. Может, даже знал, кто именно ворует.
— Тогда с ним все ясно. А вот чем провинилась Громова? Почему после ухода Барина или его посланца…
— Скорее, посланца.
— Почему после этого она кончает с собой? Тут должны быть серьезные причины. Ну а если ей помогли, — Эдгар пожал плечами, — то та упаковка морфина, которая побывала в твоих руках, значит для Барина очень много. Два человека держали коробку с ампулами в руках — Бессонов, Громова. И оба… Нет, не два, три. Я про тебя забыл, — сказал Эдгар. — Почему все-таки она погибла?
— Очень просто — знала Барина. И могла его выдать. Кто еще мог его знать? Только Бессонов?
— Вовик-вышибала не знал, — возразил я. — Мелкая сошка.
Гвоздь, видимо, тоже. Может, лысоголовый? Вообще-то Барин общался со своими людьми через посредников — ребят семнадцати-восемнадцати лет.
— А может, — одного посредника? Ты же не сравнивал описания.
— Одного? Вряд ли. Тогда бы этот один знал столько же, сколько сам Барин. А это опасно. Вот когда много мелких поручений, а все нити у одного…
— Много исполнителей — тоже риск. Думаю, тут Барин что-то этакое придумал… Если бы за ним не тянулись трупы, я бы его уважать стал… Слушай… Только держись за кровать, чтобы не упасть. Ты ведь тоже знаешь Барина!
— Откуда? Кто он? — я нахмурился.
— Не пойму пока. Но он уверен, что ты его вычислил.
Видимо, он чересчур хорошего мнения о твоих умственных способностях, — Эдгар улыбнулся. — Ну- ка, припомни. Случайную встречу, может… Слушай, тот парень, что вышел от Громовой за несколько минут до ее гибели, сел в твою машину? Кто это сказал?
— Видел приятель соседки. Лопаткин его фамилия. Но там, в машине, должна была быть еще и женщина.
— Откуда ты взял?
— Сама соседка слышала женские шаги на лестнице.
Женщина вышла из квартиры Громовой. Ее приятель видел, правда, только парня.
— Приятель стоял близко от машины?
— Судя по рассказу, да.
— Удивительно, верно? В «жигуленке» довольно трудно спрятаться.
— Но ведь еще пудреница. Понимаешь, она, я в этом уверен, именно она, забыла пудреницу в моей машине. На полочке, знаешь, под «бардачком».
— Эта полочка — гиблое место… Меня знакомые иногда на работу подвозят, так я на этой полочке постоянно сигареты забываю. И не я один. Тут у всех есть опыт… Только… — Эдгар присвистнул. — Только чтобы забыть пудреницу на этой полочке, она должна была сидеть на месте водителя…
— За руль сел парень.
— Или рядом с водителем. Но тогда приятель соседки ее наверняка бы заметил. Уж там-то точно спрятаться негде. И вообще, женщины обычно прячут косметику в сумочку, как только ею попользуются. Но тогда почему пудреница оказалась на полочке в машине?
— Значит, женщина была без сумочки. А если вы встретите женщину без сумочки, можете быть уверены, что это переодетый мужчина, — я рассмеялся. — Только во всей истории, кроме Веры Громовой, нет ни одной особы женского пола. В кого же тогда переодеваться владельцу пудреницы?
— Этак мы в такие дебри залезем… Надо искать паренька. Чувствую, с паренька все начинается, им и окончится, — говорит Эдгар как бы про себя.
Я скинулся назад, пока не уткнулся затылком в стену. Глаза слипались, и мне стоило больших усилий держать их открытыми. Ломило суставы, бухало сердце, а голова была дурнее некуда.
— Все-таки ты скверно выглядишь, — снова сказал Эдгар, — надо показаться врачу, специалисту.
— Эти типы мне что-то кололи, чтобы я маленько взбодрился.
— Тем более.
— Больница отпадает. Наркологический диспансер — тоже. Слушай, а ведь Бессонова — нарколог. Если мне кололи наркотики, она должна в этом понимать…
— Поедем к ней?
— Ага…
Не знаю, что тут сыграло роль. Скорее, мне просто захотелось снова увидеть эту женщину. Не скажу отчего, но я испытывал перед ней некое чувство вины. Нет, не вины. Наверное, так ощущает себя спаниель, вернувшийся к охотнику без утки в зубах. Хотя, в общем, утка в меню не предусматривалась с самого начала…
— Только машину поведу я, — сказал Эдгар.
Небеса разверзлись. Дождь лил как из ведра. Дворники только размазывали водяную муть по стеклу. Эд припарковался за золотистой иномаркой, и мы вышли. Дорожка от калитки до крыльца напоминала душ Шарко, потому что струи ливня, вопреки закону земного тяготения, хлестали не только сверху, но и с боков, и даже, кажется, снизу. Непередаваемое ощущение.
Дверь открыла Нина. Она ласково кивнула Эдгару, потом посмотрела на меня, и брови у нее поползли вверх.
— Кто это вас отделал? — спросила она.
Скрипнули половицы, и в коридор из гостиной вышла Марина. Я вспомнил, она часто бывает в этом доме. Значит, нам вновь суждено встретиться.
— Привет, — сказал ей Эдгар. — По-моему, вам пора бы уже быть в лаборатории, а? Рабочий день начался.
— Не стройте из себя деспота, Эдгар, — Нина улыбнулась. — Это я попросила Марину переночевать здесь. Последнее время боюсь оставаться в этом доме одна. Мы просто заболтались за завтраком… Но все же, — она обернулась ко мне, — что с вашим лицом?
— Я ухожу, — Марина взяла со столика под вешалкой сумочку, — не волнуйтесь.
— На улице ливень, — сказал я, — подождите немного, подбросим вас на машине.
— У меня есть зонтик, — она уже открыла дверь. — Зонтик защищает от разных напастей. Даже от
