людскими головами каракулевый картуз.
Николай Григорьевич казался высокого роста.
Стоило проследить, куда он пойдет, но поначалу я не решился идти следом. Мне показалось, он был достаточно откровенен, и не хотелось бы насторожить его.
«Поезд дальше не пойдет…», — объявил машинист.
Значит, так тому и быть. Я выскочил из вагона. На перроне было не протолкнуться. Вдали, уже на эскалаторе я увидел темно-серое пальто и каракулевый картуз.
Бегом поднимаюсь по ползущим вверх ступенькам. От напряжения на лбу выступила испарина, а ломающая боль запульсировала от поясницы до щиколотки левой ноги. Похоже, вчера моему позвоночнику чересчур досталось.
Преодолевая хромоту, я спускаюсь по ступенькам на перрон радиальной станции, и уже слышу шум прибывающего поезда.
И вдруг — крик. Истошный женский крик. Скрежет колес, заблокированных экстренным торможением. Вздрогнул и закрутился людской водоворот. Грубые окрики проталкивающихся через толпу милиционеров…
Когда я протолкался через людские спины, то увидел застывшую у самого выхода из туннеля морду электропоезда. Присевшего у края перрона милиционера, который осторожно заглядывал вниз, на рельсы. А рядом, на мраморном полу валялся… каракулевый картуз.
Мне не видно было, кто лежит на рельсах, но картуз я узнал сразу.
Я повернулся и пошел прочь. Но вдруг остановился, словно наступил на осколок стекла. В первый момент я даже не сообразил, в чем дело. Просто увидел знакомое лицо. Светлые волосы, оттопыренные уши и странные бесцветные, почти белые глаза…
Тут я вспомнил откуда знаю этого человека, и мне стало не по себе.
В нескольких шагах от меня стоял охранник из «Октопуса», тот самый, который, если верить газете, был задушен стальной цепочкой…
Наши взгляды встретились. Я двинулся было к нему, но был оттеснен толпой, которую расталкивали милиционеры, пытаясь пробить дорогу для санитарной бригады и рабочих с какими-то инструментами.
Когда я выбрался из водоворота тел, человек с бесцветными глазами исчез, словно растворился.
6. ОТКРОЙТЕ, МИЛИЦИЯ
Телефон зазвонил, когда я распечатал похожую на бейсбольную биту бутылку греческого бренди и собирался налить себе — немного, чтобы только прийти в себя.
С выпивкой пришлось повременить.
— Алло, — женский голос, — это приятельница Василия, Снегурочка, помните?
— Ну как же.
— Я прочитала в газете про пожар.
— А…
— Вы должны срочно ко мне приехать. Надо поговорить. — деловито сообщила она.
— Я сейчас занят.
— Послушайте, не станем же мы обсуждать это по телефону, — возмутилась девушка.
— Мы вообще не будем ничего обсуждать. Просто забудьте обо всем.
— Не уверена, что хочу забыть. Вы втравили меня в историю, верно? И предлагаете все забыть. Знаете такую поговорку, — она хихикнула, — что молчание — золото. Вот я и хочу, чтобы мы обсудили, сколько это золото может стоить. Иначе я могу набрать другой номер — ноль два. Понимаете?
— Шантаж — грязное дело, — заметил я.
— Знаете, сколько грязных дел приходится делать бедной женщине, чтобы не пропасть в нищете? Запоминайте адрес… Иначе через час я снова позвоню. Но только уже не вам.
На Снегурочке был халатик на голое тело, когда она открыла дверь.
— Проходите, — пропустила в квартиру. — Знаете, моей подруге, той самой, чей телефон я ради смеха дала охраннику, только что кто-то позвонил и спросил мой адрес. Как такое могло случиться, ведь охранника, я прочитала, убили? Может, он записал номер, чтобы не забыть, а милиция нашла записную книжку?
— Боюсь, это была не милиция. Постарайтесь быстро одеться. Надо отсюда уехать.
— С какой стати? — сказала она несколько скандальным голосом. — Я ведь не при чем, я ждала на улице, когда вы его убивали.
— Никого я не убивал, вы это знаете.
— Я — единственная свидетельница, — она щелкнула пальцами.
— Если хотите, чтобы я скрылась и не давала показания, заплатите. Я согласна поехать отдохнуть, скажем, на Кипр. Загранпаспорт есть. Уеду — и вас ни в жизнь не найдут. А все остальное меня не касается.
— Ваша подруга сообщила адрес тому, кто звонил?
— Конечно, она же дуреха. Он сказал, что видел пробные снимки, которые я делала в агентстве фотомоделей. Кстати, про агентство я выдумала, когда трепалась с охранником. И она поверила, даже не спросила, почему меня разыскивают по ее телефону. Что ж, пусть дураки остаются здесь, а я поеду на Кипр.
— Да перестаньте вы со своим Кипром.
— Десять тысяч баксов меня бы устроило. — сообщила она.
— Меня бы тоже, — я кивнул. — Жаль, неоткуда их взять.
— Ну хорошо. Пять, — уступила Снегурочка.
— Собирайте вещи.
— Значит, договорились? — она обрадовано захлопала в ладоши.
— Нет. Просто я считаю, что несколько дней вам стоит пожить в другом месте.
— С какой стати?
— Вы про агентство фотомоделей рассказывали только одному охраннику?
— Ну да. По ходу выдумала. Вы же поручили мне отвлекать внимание.
— Тогда откуда об этом знал тот, кто вас разыскивает?
— Вот именно, — она удивленно посмотрела на меня. — Охранника же убили.
— Может быть.
— Что — может быть?
— Может быть, кто-то еще слышал ваш разговор. А, может быть… — я не решился сказать, что, кажется, пару часов назад видел в метро человека, выдававшего себя за охранника.
Во всяком случае, для удавленника он был достаточно шустр.
— Но тогда, — в ее глазах промелькнул испуг, — разговор мог слышать только тот, кто его убил? Если он в это время прятался…
— Наконец-то дошло. Собирайтесь.
— Нет уж. — она отрицательно покрутила головой. — Нечего меня запугивать. Платите деньги, а я уж сама о себе позабочусь.
— Я отдам все деньги, которые у меня с собой, — достал бумажник. — И только потому, что считаю себя виноватым — втянул в эту историю. Поверьте, не представлял, что все обернется пожаром и убийством. Надеюсь, этого хватит, чтобы пересидеть где-нибудь недельку или две. Лучше не в Москве. Может, есть родственники или друзья в другом городе?
— Ага, так я к себе в Киров и поеду, — она всплеснула руками. — На ваши гроши. Здорово придумали.
— Почему — гроши? Мне бы этого на месяц хватило.
