сходили. И намеченные цели поразили точно.
Страничка за страничкой заполнялись текстом. Носов увлекся. Когда они взлетали с аэродрома Боровичи, дул боковой ветер. Записал, что видел на маршруте, на подходе к Старой Руссе. Как взаимодействовал с ведущим, как визировал цель, как на нее пикировал, как нырял в облака от зенитчиков, как вел огонь, как бомбил.
Часа через полтора заглянул батальонный комиссар. Поинтересовался, как идут дела.
- Пять страничек написал, - смущенно ответил летчик.
- Посидишь, попотеешь - еще столько же наберешь, - улыбнулся. Калугин. - Глядишь, и летописцем полка станешь.
С легкой руки батальонного комиссара младший лейтенант Носов основательно подготовился и толково выступил перед личным составом. Выступал прямо на стоянке самолетов. Под рукой у него находилась машина. Каждый прибор в ее кабине был хорошим и надежным помощником рассказчика. Зримо напоминал ему о всех сложных перипетиях боевого вылета. Бензиномер - о расходе горючего. Магнитный компас - о маршруте и ориентировке. Авиагоризонт - о полете в облаках. Рация - об умении пользоваться связью.
У штурмовика младший лейтенант Александр Носов чувствовал себя не случайным гостем, а настоящим воздушным бойцом.
Самолетная стоянка
Самолетная стоянка на фронтовом аэродроме была для Александра Носова не только местом обслуживания и ремонта боевой машины. Она являлась родным гнездом, из которого он улетал и куда возвращался после боя.
Самолетная стоянка. Здесь Александра Носова не однажды вытаскивали полуживым из кабины. Отогревали, отпаивали горячим чаем из термоса. Бинтовали раны. Приводили, как говорили механики, в чувство. Смеялись сквозь слезы от радости, когда летчик наконец подавал признаки жизни.
На самолетной стоянке техник-лейтенант Василий Черяпкин учил Александра Носова грамотно эксплуатировать мотор штурмовика. Сел в кабину - все проверь. Как открывается и закрывается шторка водомаслорадиатора? Если она туго открывается или закрывается, то в полете может сорваться стопор. Мотор переохладится и начнет барахлить. Чтобы мотор не давал перебоев, нужно было как следует прогреть его и прожечь свечи, при рулежке от стоянки до взлетной полосы успеть полностью подготовить для работы в воздухе.
Носов никогда при взлете не давал резко газа, иначе получалась раскрутка винта. В полете внимательно следил за температурой воды и масла. Не допускал, чтобы они имели температуру ниже положенной. При подходе к цели обязательно закрывал шторку водомаслорадиатора. Это делалось для того, чтобы при пикировании не переостудить мотор.
На самолетной стоянке техники и механики латали штурмовику многочисленные пробоины от вражеских пуль и осколков снарядов. Заправляли горючим. Пополняли боеприпасами. Проверяли каждую гайку и каждый шплинт.
Техники и механики верили в удачу Носова. Терпеливо ждали его возвращения из полетов. И он не помнит случая, когда бы не нашел у них дружеской поддержки. До сих пор сохранил в памяти их имена: механиков Шумкова, Половинкина, Спицына, Устинова, Михно, Четвертова, Толстогузова, техников по вооружению Соломина и Чекушкина.
Авиаспециалисты были надежными помощниками и верными друзьями летчиков. С ними Александр Носов встречал фронтовые рассветы. Раскуривал последнюю пачку папирос. Пополам делил каждую галету или сухарь, переживал горечь утрат и радовался одержанным победам.
- Всякое случалось на войне, - задумчиво говорил Александр Андреевич. Зарулишь, бывало, машину на стоянку, закроешь глаза и ждешь, появятся ли самолеты товарищей. И когда на стоянку не возвращались те, с кем только что вместе, крылом к крылу, дрался с врагом, стонала душа, болело сердце.
Он коснулся рукой левой стороны груди. Виновато улыбнулся:
- Барахлит 'мотор'. С перебоями стал работать... - Голос его дрогнул: Сколько геройских ребят не вернулось! Их продолжали ждать. Тоскливо смотрели в небо. Озабоченно и тревожно обшаривали глазами горизонт. Бегали техники и на старт. Тормошили дежурного по аэродрому: нет ли обнадеживающих сообщений из наземных войск?..
Случалось, что пропавшие без вести летчики вновь появлялись в полку. Но большей частью не возвращались. Стоянки самолетов некоторое время пустовали. Потом снова оглашались призывным рокотом боевых машин. И снова - проводы и встречи. Тревоги и радости. Воздушные бои. Штурмовки вражеских аэродромов и танковых колонн. К этому взывали гибель товарищей и воинский долг.
Однажды с боевых заданий не вернулись лучшие из лучших, храбрые из храбрейших: Владимир Васильчиков, Василий Романенко, Александр Молев, Михаил Мшвениерадзе, Александр Быстров, Яков Головко, Николай Кузнецов и другие. Они не колеблясь, не пасуя перед врагом, смертью своей приближали победу.
Вспоминается подвиг младшего лейтенанта Лунина, - продолжал Александр Андреевич. - Его самолет подожгли над целью. Гибель неизбежна. Но коммунист Лунин не просто погиб. Он направил горящий штурмовик на вражескую зенитную батарею, которая его подбила, и взорвал ее.
Такими были боевые друзья и товарищи, с которыми он воевал на Северо-Западном фронте. Среди них хотелось бы назвать и Николая Ивановича Белавина. 159 раз поднимал он в воздух свой штурмовик и всегда возвращался с победой. Родина высоко оценила ратные подвиги летчика. Кроме Золотой Звезды Героя, он был награжден двумя орденами Ленина, четырьмя - Красного Знамени, орденами Александра Невского и Отечественной войны I степени, двумя орденами Красной Звезды и десятью медалями.
Интересно сложилась послевоенная судьба Н. И. Белавина. Он успешно окончил Военно-воздушную академию. Стал генералом. Командовал крупными авиационными соединениями. Испытывал новые реактивные самолеты. Работал, как говорят, на полную катушку. И умер от разрыва сердца. На ходу. Вернее сказать, не умер, а погиб, как на фронте погибали в бою его друзья и товарищи. Служил Родине верой и правдой до последнего вздоха.
Не вернулся из боя на самолетную стоянку один из самых близких друзей Александра Андреевича Носова - гвардии капитан Василий Сергеевич Романенко. Воспитатель молодых летчиков, он совершил десятки успешных боевых вылетов во вражеский тыл. Наносил бомбовые удары по железнодорожным эшелонам и станциям, по складам и переправам. Штурмовал механизированные колонны. Помогал советской пехоте в обороне и в наступлении подавлять огневые точки. Совершал глубокие рейды на воздушную разведку и свободную охоту.
23 июля 1942 года гвардии капитан Романенко повел группу Ил-2 на штурмовку вражеского аэродрома в Глебовщине, что находилась недалеко от Демянска. При одной из яростных атак летчик получил тяжелое ранение, но никому из ведомых об этом не сообщил. Не хотел тревожить товарищей, отвлекать их от выполнения боевого задания. Знал, что в воздухе каждая секунда на учете. Каждый маневр - удача или промах. Каждое слово - радость или горе. Каждое решение - жизнь или смерть. И он решил сражаться до конца, до последней капли крови. У него хватило еще сил и мужества выйти из боя, отлететь от вражеского аэродрома, отыскать площадку и посадить машину с убранными шасси. Подняться из кабины штурмовика он уже не смог. Ранение оказалось смертельным.
Вечером в авиаполк пришли газеты. В них был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР от 21 июля 1942 года о присвоении звания Героя Советского Союза начальствующему составу Красной Армии. В списке тринадцатым по счету значилась фамилия Василия Сергеевича Романенко. Он так и не узнал, что еще при жизни, за два дня до гибели, Родина назвала его своим героем.
Александр Андреевич рассказывает больше о товарищах, чем о себе. Вспоминает все новые и новые имена, просит не забыть никого.
Память о войне - живые кусочки фронтовой жизни. Как заросшие воронки от снарядов и бомб. Как незаживающие раны ветеранов. Они говорят сами за себя: о мастерстве и отваге, о стойкости и доблести наших отцов и дедов. Об их беззаветной преданности Родине.
Память о войне - живая память. У Носова она неразрывно связана с именами боевых друзей и товарищей. Многие из них погибли. Потому, очевидно, Александр Андреевич так мало и неохотно рассказывает о себе - живом и так щедро о тех, кто не дошел до Берлина, не дожил до Великой Победы.
Не раз и не два Александр Носов и сам встречался со смертью. Лицом в лицо. Но всегда оставался верен себе: возвращался на аэродром с минимальными потерями, а то и вовсе без них. Этому способствовали высокое летное мастерство, глубокий анализ воздушной и наземной обстановки, точный расчет и отвага. Сопутствовала летчику и удача. Порою он пробивался к таким целям, через такие завесы зенитного огня, что сослуживцы только удивленно разводили руками:
- Просто повезло...
Повезло. Может повезти раз. Может повезти два... Но не каждый полет. Везло на фронте, как правило, тому, кто не щадил себя, кто думал о других, кто мастерски владел боевым оружием. Ну а в летном деле - виртуозным пилотированием самолета, умением максимально использовать в бою его тактико-технические данные.
Об этом убедительно свидетельствует и фронтовой дневник Александра Носова. Правда, вел он его от случая к случаю. Урывками. Очевидно, поэтому дневниковые заметки летчика - почти телеграфного стиля. Но весьма и весьма любопытны. Одни из них Александр Андреевич прокомментировал сам, другие однополчане. Третьи прояснили архивы. И записки летчика, сделанные им на Северо-Западном фронте в 1941 - 1943 годах, заговорили.
Герой Советского Союза гвардии подполковник в отставке А. А. Носов: 10 сентября 1941 года мы штурмовали мотоколонну противника на дороге Лычково Лужно - Карасея. Возглавлял группу
