биноклем наперевес, задумался над смыслом жизни, повиснув над забором в сотне метров от вражеских позиций.
А лупцевали по нас хорошо, с чувством, с толком, с расстановкой. Солнышко, клонясь к закату, играло в моей команде, маскируя меня от глаз снайперов в своих лучах и лишая их удовольствия засекать нашу оптику по вспышкам солнечных зайчиков. Дело за биноклем!
Лирическое отступление 4
После вывода батальона из Чечни мне пришлось отчитываться (а иногда и платить) за множество утраченного вооружения и снаряжения. За противогазы, сгоревшие в каптерке, за истлевшие в труху под дождем и солнцем плащ-палатки, за пробитые термосы и исчезнувшие в бездонной прорве госпиталей перемазанные кровью одеяла, в которые кутали отправленных воздухом раненых (и, добавим, убитых). Бог свидетель -- ни единого гвоздя не было украдено, продано и пропито. Потери в оружии составили 1 (один) зенитный автомат, сгоревший в уличном бою вместе с 'ЗИЛом'-носителем, и 1 (один) автомат АК-74, принадлежавший убитому зенитчику, сгоревшему в луже бензина под этим 'зилом'. Офицеры финслужбы бригады, проводившие инвентаризацию, отлично знали все наши обстоятельства и, к их немалой чести, изо всех сил вытаскивали нас из-под лавины консервно-тряпочно-резиновых подозрений и санкций. О том, чего и сколько должно нам родное министерство и родное правительство и как они относятся к расчету по своим долгам -отдельная, ба-а-а-льшая и увлекательная тема! В общем, семь бед -- один ответ: хоть на грош, а со своей конторой я посчитался. Я тщательно оформил и списал, как утраченный в бою, свой верный бинокль. Ей-Богу, уж кто-кто, а он-то заслужил пенсию! Этот бинокль да протертая на сгибах карта- двухсотпятидесятка -- вот и все, что я могу предъявить в доказательство своего участия в войне. Кроме памяти, разумеется. ... А посмотреть было на что! Прямо передо мной уходила строго на восток широкая асфальтированная дорога, с обеих сторон зажатая границами серых железобетонных заборов: справа -- механического завода 'Красный молот', слева -- цементного завода. С цементного нас щедро поливали огнем из окон административного корпуса и из огромного склада-ангара, когда-то крытого гофрированной жестью, но ныне, с помощью артобстрелов и мародеров, превратившегося в жуткое нагромождение балок и жестяных лохмотьев. Даже такие патентованные извращенцы от искусства, как Шагал и Пикассо, не могли бы сочинить ничего, подобного этому бывшему ангару.
Но особенно ожесточенно, взахлеб, стрелял большой, элегантный цех завода 'Красный молот'. Во главе угла цеха, выходящего на нас, находилась прочная четырехэтажная железобетонная коробка -- административный отсек. Дистанция по прямой от него до нашего штаба составляла не более семидесяти метров, до огневой зенитного расчета No 2 -- пятьдесят пять -- шестьдесят. Вот в этой-то, можно сказать, естественной крепости и засели самые отчаянные вояки Хаттаба.
-- Вон он, гад, на четвертом, -- деловито прокомментировал мои наблюдения Филатов. -- И еще бригада гранатометчиков на крыше. И автоматчики в каждой дырке.
Так оно. Справа от угла, на четвертом этаже, в глубине -- в глубине, не на виду, мать его! -- комнаты сверкала характерная вспышка, сопровождаемая звонким, с металлическим лязгом, грохотом пулемета ПКМ. Где-то там же, судя по звуку, работали, как минимум, двое снайперов, вернее, двое стрелков с СВД, потому что снайпер делает один труп двумя, максимум -- четырьмя пулями, а я, черт возьми, все еще был жив. И не только я.
Комментарий 1
Тут требуется небольшое -- не лирическое -- отступление. Слова у нас, до важного самого, в привычку входят, ветшают, как платье. Тут В. В. Маяковский не ошибся: девальвация слова и эрозия его этимологии в наше время достигли катастрофических величин. 'Снайпер' в переводе с английского означает 'стрелок по бекасу', причем генезис слова предполагает еще более конкретную формулировку -- стрелок по бекасу пулей, пулей -- не дробью! Бекас много меньше голубя, но много проворнее воробья. Но и это еще не все: бекас -- единственная из птиц, выполняющая на взлете тактически грамотный противозенитный маневр: сложный зигзаг с изменением курса и высоты. Не верите мне -- прочитайте великолепный роман Лена Дейтона 'Бомбардировщик', там британский тяжелый бомбер именно так уходит от преследования германского ночного истребителя.
А теперь представьте себе стрелка, способного пулей, выпущенной из гладкоствольного охотничьего ружья, влет поразить быстро и активно движущуюся мишень размером с кофейное блюдечко на дистанции 30-- 50 метров БЕЗ оптического прицела. Представили? Вот это и есть снайпер. Может такой стрелок промахнуться из великолепной нарезной винтовки с оптическим прицелом по практически неподвижной цели с дистанции в 60 метров? Нет, не может! Черт побери, я, в конце концов, не мазал и с 500 метров. А если промахивается -значит, он не снайпер. Мне повезло -- я дружил и убивал с настоящими снайперами, я имел возможность сравнивать. Так вот, вся общесоюзная болтовня СМИ о сверхметких чеченских снайперах укладывается, как в портсигар, в четыре слова: стреляющий из-за угла. У этой темы есть подраздел -- баллада о 'Белых колготках'. Увы, нет времени и места; о снайперах и снайперских чудесах -- как-нибудь в другой раз. Я-то на что тратил бумагу? А на то, что бандиты -- никудышные стрелки. Кто бы их ни учил. Сколько бы им ни платили. Я даже знаю, почему. И когда-нибудь это объясню.
Справа от меня пушкари в это время споро, но без лихорадки 'раздевали' автомат. Я сунул бинокль на место и не без облегчения нырнул под защиту забора.
-- Что с пушкой-то? -- процедил я сквозь сигаретный фильтр, сосредоточенно прикуривая.
-- Попали, ублюдки. -- Филатов огорченно цыкнул зубом. -- В лафет и в правый автомат. С одним-то рабочим стволом много не настреляешь!
Что верно, то верно: при стрельбе одним стволом из-за несимметричности отдачи установку с каждым выстрелом все больше разворачивает в сторону рабочего автомата. И вновь я мысленно снял кепи перед бойцами: кромка забора перед ними исходила пылью и бетонной крошкой от частых ударов пуль, трещало и топорщилось щепками дерево, дребезжало и гремело железо, а второй зенитный расчет орудовал на пушке сноровисто и грамотно, как будто прошел с боями, как минимум, от Курска до Берлина. Их нечему было учить, учить ученого -только портить.
-- Саша, клоун с пулеметом -- на твоей пролетарской совести! И башкой без нужды над плечами не размахивайте. Я -- в 'сундучок на колесиках', оттуда -- на минометную огневую. Не забывай, пиши!
-- Непременно, командир! Заказным!
Направляясь вдоль забора к КШМ -- командно-штабной машине на базе ГАЗ-66, действительно -- ни дать, ни взять, сундуку с антеннами, я неожиданно наткнулся на своего доброго знакомого, замполита третьей роты капитана Ламбина. На должности он находился аж целую неделю, будучи выдран по продразверстке с одной из режимных комендатур ядерного объекта. После драконовских мер по обеспечению стерильности и дамочек-контролерш Ламбин безо всякого перехода очутился в траншее с 'калашниковым' в руках и в компании отнюдь не питомцев школы с гуманитарным уклоном. Надо отдать ему должное -- мужиком он оказался что надо, ухитрился даже не растеряться в первом бою, упавшем ему на голову, как ведро с белилами в фильмах Чарли Чаплина. С печатью философского смирения на лице (как- никак, марксист) Ламбин заколачивал в магазин патроны.
-- Как дела, комиссар? -- заорал я во все горло, во-первых, чтобы перекричать канонаду, а во-вторых, от удовольствия видеть деликатного, воспитанного Ламбина за настоящей солдатской работой.
Николай Владимирович подарил мне выразительный взгляд поверх очков, став удивительно похож на Папу Карло из ломового детского триллера про деревянного шалунишку и его подельников.
-- Дискриминация, Митрич! Я бы даже сказал, апартеид!
-- Что такое? 'Дедушки' обижают? -- удерживая чуть ли не руками рвущийся наружу смех, притворно удивился я.
-- И не говори! Совсем дембеля разбушлатились -- целому капитану пострелять не дают!
Возмущение в голосе Ламбина было столь неподдельным, что удержаться мы не смогли. Раскат хохота перекрыл даже трескотню выстрелов.
-- Чего вы ржете, кони колхозные?! -- Комиссара самого разбирал смех, но он честно выдерживал роль до конца. -- Я, понимаешь, как порядочный, к амбразуре, а они мне -- дескать, не барское это дело, рулите, мол, войной, а насчет пострелять -- мы и сами с усами!
Ох, Владимирыч, не быть тебе четырежды Героем -- Ильич-бровеносец в дивизионном тылу вон как навоодушевлял -- самого Жукова обставил по части 'нагрудных гаек', а тебе и приступить, значит, толком не дают!
-- А мы по беспределу, товарищ капитан! -- скалился плотно сбитый сержант, оторвавшись на минуту от амбразуры, чтобы взять у молодого новый магазин и подправить прицел подствольного гранатомета. -- Дедовщину в армии никто не отменял!
