- Что?! - серые глаза Ники сузились до щелки. - Может воспоминаниями поделишься, как он тебя 'на картошке' девственности лишал, и как ты потом за ним, как болонка, бегала - 'вернись, я все прощу'.
- Ника, не надо так, - почти умоляла Юля.
- Я тебя ненавижу! - уже кричала Ника. - Ты жалкая дура, об тебя все ноги вытирают, а ты готова потом задницу лизать. Вали отсюда! Мне не нужны твои сопли, я со своими проблемами сама справляюсь.
Юля, окаменев, от грубости и ненависти, только моргала, глядя на трясущуюся в истерике Нику. Потом, осознав, что все то, что она сейчас услышала относится к ней, она, будто приняв решение, медленно, расставляя слова сказала:
- Сама ты дура! Ну, и пошла ты. Так тебе и надо, за то, что ты такая стерва! - и, опасаясь, что Ника кинется на неё с кулаками, она быстро выбежала из уборной, не забыв сильно хлопнуть дверью.
В коридоре в полном непонимании стоял Леха, который слышал доносившиеся из туалета крики, силился что-то разобрать, но зайти в туалет стеснялся. Увидев выбегающую Юлю, он, не сумев поймать её за руку, крикнул вдогонку:
- Юль, что у вас там случилось?
- Ничего! - Юля на секунду остановилась. - Ей лечиться надо у психотерапевта.
И, секунду помедлив, зло добавила:
- И у гинеколога, - и исчезла в сумрачном пространстве коридора.
Леха рывком открыл дверь и вступил в тускло освещенную внутренность женской уборной. Над раковиной, склонившись в позе боксера, получившего запрещенный удар, стояла обессилившая Ника. У Лехи похолодело где-то под сердцем. Он бросился к ней, развернул её лицом к себе и почти закричал:
- Ника, что случилось?
- Что ты орешь мне в ухо? - стараясь вырваться из тисков его рук, захлебываясь в слезах, простонала Ника.
Не ослабляя хватки, Леха включил воду из под крана и силой наклонил Никину голову вниз. Он, пригоршней зачерпывая воду, обдавал её лицо, смывая сопли и слезы. Наконец, он почувствовал, как конвульсии в её теле стали утихать, и она, только тихо всхлипывая, стала вытирать вспухшее от слез лицо. Он прижал её к груди, и мягко подталкивая в сторону двери, повел, как ведут поднявшегося с кровати больного, сраженного тяжелым недугом. В коридоре он усадил её на скамейку, а сам присел рядом, продолжая прижимать её к себе, опасаясь, что без него она опять потеряет устойчивость.
- Ну, что ты, мать, хнычешь, - успокаивал он Нику. - Я тому, кто тебя обидел яйца откручу.
- Откуда ты знаешь, кто это? - подняла на него встревоженные глаза Ника.
- А что, правда тебя кто-то обидел? - Лехины мускулы стали наливаться твердостью, как перед боем.
- Леша, мне надо сказать тебе кое-что, только я не знаю как, - жалостливо, глотая опять закапавшие слезы, проговорила Ника.
- Говори как есть, - Леха почувствовал, как сердце заныло недобрым предчувствием.
- Я очень виновата перед тобой Леш. Ты самый добрый, самый верный, самый бескорыстный человек, который встретился мне в этой дурацкой жизни, а я предала тебя как последняя дрянь.
Леха заерзал на лавке, сложив свои огромные, как боксерские перчатки руки в кулаки. Он то распрямлял пальцы, то собирал их обратно в кулак.
- Ну ты, это, Ника, брось. Ты тоже хорошая... - он вдруг почувствовал, что не хочет, чтобы Ника продолжала. Что бы там не случилось, пусть все останется как в эту минуту. Ее доверчивая голова у него на плече. Ее детские слезы намочили ему рубашку. Она говорит ему слова, которые он ждал от неё полгода, и уже потерял надежду, что когда-нибудь сможет их услышать. Но Ника продолжала:
- Я беременна, Леша.
- Что ты? - он хотел убедиться, что не ослышался.
- Я беременна, - точно повторила Ника.
Леха вдруг почувствовал, как в него вливается нечеловеческое счастье, которое может прийти только с небес. Он очумело посмотрел на Нику и, задыхаясь от распиравшей его радости, закричал:
- Ника, у меня будет ребенок!
Потом он на секунду остановился, будто бы пытаясь зацепиться за какую-то неуловимую мысль, и спросил очень нежно и дурашливо:
- Как же это мы с тобой так пропустили?
Ника как в беспамятстве посмотрела на него, потом, как будто бы опасаясь удара, отодвинулась в дальний угол лавки, и шепотом произнесла:
- Это не твой ребенок...
Леха наклонил голову поближе, развернув её левым ухом, будто прислушиваясь.
- Не понял?!
- Это не твой ребенок, - сказала Ника, и подняла руки, защищаясь от него.
Леха встал, навис над ней всей мощью своего огромного тела, потом схватил её за плечи, как хватают безжизненный манекен, наряжая его для магазинной витрины, и затряс её, издавая при этом стон раненого носорога. На секунду Нике показалось, что он убьет её.
- Чей это ребенок, сука? - захрипел он.
