Гольд тяжело сел.
- Два наших? - угрюмо спросил он. - Все наши, Даг. Те ребята Рбаля даже не знали, за что бьются. Они дрались за него.
Даганадан молчал.
- Ты был прав, - добавил Гольд. - Это все она. Она виновата. Вместо того чтобы гробить шестерых отличных солдат, следовало бы повесить... эту ведьму.
Молчание.
- Змея. Сука.
Даганадан покачал головой:
- Если бы мы ее убили, Гольд, было бы хуже. Еще хуже.
Лицо Гольда вспыхнуло гневом, он взорвался.
- Это ты виноват, - процедил он сквозь зубы. - Это ты виноват, что парнишка лежит теперь в могиле.
Подсотника нелегко было вывести из себя, но на этот раз он побледнел.
- Сердце и душа всего. Так я говорил. О ней. Я предупреждал...
- Это из-за тебя произошла нынешняя заварушка!
- Ее бы не было, если бы...
- Это из-за тебя!
Даганадан медленно встал и хотел было уйти, но Гольд остановил его:
- Ты хотел смерти Рбаля. Так? Хотел или нет?
- Гольд...
- Хотел или нет?
- Так точно, господин, - по-уставному ответил Даганадан сквозь зубы.
Гольд жестом приказал ему убираться. Подсотник повернулся и, размеренно вышагивая, ушел прочь.
Гольд остался один.
Он снова лег и закрыл глаза. Однако мгновение спустя он вскочил, выхватил из ножен меч и изо всех сил ударил им по скале. Лязг железа о камень, посыпались искры. Гольд колотил мечом до тех пор, пока клинок не сломался пополам. Отшвырнув рукоятку с остатком лезвия, он пошел куда-то, быстро скрывшись среди скал. Ему нужно было побыть одному, совсем одному.
Тем временем Лейна задыхалась от неведения. Проходившие мимо нее гвардейцы сторонились ее безумного взгляда. Лицо дартанки неузнаваемо изменилось: на нем застыло выражение ужаса и брезгливой ненависти. Какая уж тут красавица! Чувства стерли всю красоту, превратив личико в отвратительную и отталкивающую харю. С кривых приоткрытых губ на подбородок стекала струйкой слюна; отвратителен был вид изящных рук, терзающих согнутыми, словно когти, пальцами брошенный на землю плащ.
Ее душило отчаяние. Все планы, все надежды пошли прахом. Гольд был жив, а единственный человек, на которого она рассчитывала, все ее труды превратил в ничто.
Не сдерживая себя более, она разразилась самыми непристойными ругательствами, какие только смогла подобрать. Солдаты у костра застыли, услышав хриплый крик. Они по-настоящему боялись ее с того мгновения, когда увидели, как, плача от ярости, отчаяния и ненависти, она пинает ногами мертвое тело человека, которого - как они полагали - она любила и который любил ее. Даже Эгдех с омерзением отвернулся, не желая видеть, как она плюет на труп и последний раз пинает его ногой в голову.
Подавившись собственным голосом и слюной, она замолкла.
Все кончено, все пропало. Она была разоружена, побеждена, уничтожена. От единственного оружия, которым она обладала, не было никакой пользы. Кто теперь ей поверит, кто заметит ее красоту?
Никто.
Она была отдана на гнев и милость человека, которого боялась и ненавидела.
Она разрыдалась - уже не от злости, не от ненависти, а от собственного бессилия. От жалости к себе и от страха.
Только теперь она испугалась не на шутку.
Когда багровый от злости и унижения Даганадан вошел в пещеру, она все еще плакала. Он бросил на нее ненавидящий взгляд и сел в углу. Вскоре к нему подошел Эгдех.
- Когда выходим, господин? - спросил он.
Под сотник удивленно посмотрел на него, словно видел впервые.
- Спроси командира, - бросил он. - Не знаю.
Эгдех вышел, а Даганадан прислонился к стене и закрыл глаза. Он немножко успокоился и уже снова мог трезво рассуждать.
Он понимал Гольда. Кажется, понимал. 'Безумец! Он любит эту тварь. Ну и что? При чем здесь он, Даганадан? В чем его-то вина? - Он сжал кулаки. Вот она, благодарность! За четыре года прошел вместе с Гольдом огонь и воду. Они во всем полагались друг на друга, понимали друг друга, уважали. Никогда до такого не доходило, никогда. Женщина? Тварь!' - сплюнул Даганадан.
Он боялся женщин. Не умел с ними разговаривать, не умел себя вести в их обществе. Он не понимал их, они его не привлекали. Его страстью - уже много лет, собственно, с детства - была война. Не потому, что он - как Эгдех - любил убивать. Война, войско... В этом было нечто большее. Была дисциплина, были ясные, четкие ситуации. Если где-то возникал беспорядок его следовало устранить. Педантично, спокойно и тщательно. Порядок Даганадан любил больше всего.
Ему причинял искреннюю боль любой раскол в надежной, испытанной дружине. Он жалел тех солдат, которых пришлось убить. Во имя порядка. Однако он пытался найти причину их гибели не в самом себе, а извне, и видел только одну: Лейна.
'Женщина. Проклятая женщина! Какой ветер ее принес, с каким дождем она на них свалилась...' - негодуя, спрашивал себя Даг. Сколько бы он отдал за то, чтобы Гольд решился убрать ее, убить, связать и приторочить к седлу... Что угодно, только бы не оставлять ей свободы действий. Пусть отправит ее в Дартан, пусть отправит в Бадор, если уж она в самом деле так ему нужна, - но пусть сделает это как можно быстрее. Он потерял около трети своих людей, двумя больше, двумя меньше - какая разница! Несколько человек были ранены. Тащить их за собой в Край? Пусть едут в Бадор, пусть забирают ее с собой. Даганадан перевел дыхание. Гнев на Гольда улетучился, иссяк. Подсотник уже знал, что причиной скандала между ними тоже является она. Это и надо объяснить Гольду, предложить выход. Он обязан сделать это, как друг.
Даг встал и вышел из пещеры. Гольда не было. Он пошел его искать, но вскоре, уже всерьез обеспокоенный, вернулся.
Солдаты тут же прервали свою беседу. Вид подсотника не предвещал ничего хорошего.
- Лордос, Эгдех, - спокойно спросил Даг. - Где командир?
Они встали, вопросительно переглядываясь. Даганадан помрачнел.
- Одна тройка останется здесь. Остальные со мной.
Потом он обвел взглядом лица солдат и спросил:
- Где Бельгон?
Бельгона тоже не было. Даганадан отметил про себя, что не видел наушника с момента смерти Рбаля. Он вспомнил его бледность, безумный взгляд и еще сильнее помрачнел.
Раненые остались в пещере, под опекой уцелевших в драке людей Рбаля, уже освобожденных от пут. Остальных Даг разделил между Лордосом и Эгдехом, сам же прихватил солдат из тройки Бельгона и пошел на поиски.
Неподалеку от входа в пещеру нашли половину сломанного меча. Беспокойство подсотника возросло. Он быстро повел патруль на восток.
Они шли под гору, петляя среди скал. Солдаты внимательно осматривались по сторонам. Услышав звук сильного удара, они оглянулись на под сотника. Тот стоял неподвижно, сжимая рукой торчащую из груди стрелу, пущенную из военного арбалета. Он поднял взгляд, скривил губы в гримасе боли и сказал что-то вроде: 'Глупо, да!' или просто 'Глупо...'.
15
После всего, что случилось в конце дня, Байлей и Каренира не могли заснуть. Они лежали на мокрых от дождя камнях и тихо переговаривались. Она лежала к нему спиной; он крепко обнимал ее, ощущая тепло, робко прокрадывавшееся между их телами.
