Т а т ь я н а. Василий Павлыч! Вася! Зачем вы так?.. Ведь вы же... Ведь это неправда. Вы настоящий, сильный. Я знаю. Может, я за это вас и...
В а с и л и й. Сильный? Был сильный. Сломали меня здесь...
Т а т ь я н а. Нет! Зачем так говорить? Кто вас может сломать?
В а с и л и й. Кто? Сам думаю - кто? А Дорофей и сломал. Выходит, что так. Я Дорофея больше всех люблю. Он мне дороже, чем брат. А иногда так злоблюсь на него. Сил нет смотреть, что он от прапора терпит... Сам гнется и меня к земле гнет. Он, конечно, умнее меня, политику знает. Умом я с ним соглашаюсь, а сердце иной раз упрямится.
Т а т ь я н а. Не любит вас Дорофей.
В а с и л и й. Нет, любит. Знаю. Меня, может, кроме Дорофея, и не любит-то никто.
Т а т ь я н а. Разве уж так никто?
В а с и л и й. Не знаю. Что вы так... глядите чудно?
Т а т ь я н а. Застенчивый вы, Василий.
В а с и л и й. Нет, я не застенчивый. Я раньше даже очень был нахальный. А сейчас - верно, смотрю вот на вас, сказал бы слово, да язык не гнется.
Т а т ь я н а. Вася...
В а с и л и й (вздрогнул). Глядите. Он! Видите? Гриб поганый! Идите, Татьяна Осиповна... Ишь бродит!
Пауза.
Татьяна скрылась за дверью. В полуосвещенном окне
обрисовалась фигура Золотарева. Василий, не
отрываясь, следит за ним взглядом. Фигура неподвижно
застыла у окна, затем метнулась в сторону. Золотарев
выбежал на платформу, озираясь и, видимо, кого-то
разыскивая, остановился, вглядываясь вдоль платформы,
ринулся вперед и остановился опять. Навстречу ему
медленно идет Дорофей. Увидя прапорщика, остановился
и поднес руку к козырьку. Золотарев, задыхаясь,
подбежал к нему.
З о л о т а р е в. Где поручик Шебалин? Куда они пошли?
Д о р о ф е й. Не могу знать, ваше благородие.
З о л о т а р е в. Найти! Отставить. (Подозрительно всматривается в лицо Дорофея.) Ты почему не в строю?
Дорофей молчит.
(Понял и вспыхнул.) Все равно! Отвечать!
Д о р о ф е й (медленно). Голову повредил, вашбродь...
З о л о т а р е в. Притворяешься?
Дорофей молчит.
(Замахнулся.) Дурака строишь? Говори!
Д о р о ф е й (с трудом сдерживаясь). Ваше благородие, ежели вам желательно меня ударить, то бейте сразу. А сказать я вам ничего не умею.
З о л о т а р е в (опустил руку). Вот как! О-о-о! Ты... Иди!
Дорофей молча повернулся и скрылся за дверью третьего
класса. Прапорщик торопливо пошел вдоль платформы и
скрылся в глубине. Василий, до этого неподвижно
наблюдавший сцену, рванулся с места и, оставив
винтовку, двинулся вслед за прапорщиком. Выглянувшая
Татьяна увидела оставленный пост. Узкая тропинка
около полотна железной дороги, окаймленная
кустарником. Бледный лунный свет. Торопливо идет
Золотарев. Остановился, услышав за собой звук шагов.
Обернулся и вздрогнул, узнав Василия. Василий тоже
остановился. Наступило долгое молчание. Наконец
прапорщик понял, что он должен действовать. Он
нащупал в кармане револьвер и пошел на Василия.
Василий шагнул вперед. Подойдя вплотную, они
остановились, молча, в упор разглядывая друг друга.
Золотарев первым нарушил молчание. Он попытался
раскричаться осекающимся голосом, запнулся и умолк.
Рука Василия легла ему на грудь. Прапорщик увидел
совсем близко от себя бешеные глаза солдата и
оледенел. Неслушающимися пальцами он вытащил
револьвер. Василий схватил его за кисть. Выстрел.
Василий отступил назад. Тело прапорщика сразу сникло
и повалилось на кустарник. Василий замер, растерянно
озираясь, прислушиваясь. В ночной тишине отчетливо
донеслись издалека стук колес и гудок идущего поезда.
Затем он бросил револьвер и побежал не оглядываясь.
Выглянувшая луна ярко осветила начищенные до глянца
сапоги прапорщика на узкой тропинке. Голос за сценой
поет:
'Передо мной раскинулась дорога,
Во тьме огней не видно путевых.
На сердце у меня неясная тревога,
Душа полна предчувствий роковых'.
С противоположной стороны возвращаются по тропинке
Шебалин и Существо. Шебалин вполголоса напевает.
Существо виснет у него на руке.
С у щ е с т в о (нежно). Ты теперь меня, наверное, не будешь уважать.
Ш е б а л и н (лениво). Буду, буду. Обязательно буду.
С у щ е с т в о. Ай, Жора! (Прижимается к Шебалину.)
Ш е б а л и н (бросился вперед и остановился). Золотарев!
С у щ е с т в о (истерически вскрикивает). Костя! Боже мой! Я себе этого никогда не прощу! (Падает.)
Шебалин нагнулся и нашел револьвер. Посмотрел
секунду, соображая. Затем нетерпеливо пошевелил
женщину за плечо. Она не двинулась. Тогда поручик
молча отшвырнул ее в сторону и нагнулся над телом,
деловито осматривая его.
(Дрожа и плача, теребит Шебалина.) Застрелился? Застрелился?
Ш е б а л и н (вскочил, взбешенный). При чем тут ты! Из-за таких... не стреляются.
С у щ е с т в о. Жора!..
Ш е б а л и н. Замолчи! (Рассматривает увольнительный билет.) Дорофей Семеняк, ефрейтор. И зайца можно сделать тигром. Ясно. Вы сами виноваты, прапорщик Золотарев.
Темнота. С грохотом проносится поезд.
Перрон. Начинает светать. Окна солдатского зала
полуосвещены. В офицерском - яркий свет. Василий на
посту - он совершенно неподвижен. По платформе нервно
прохаживается Рыдун. Из здания выбежал, запыхавшись,
Тиц.
Р ы д у н. Прапорщик Тиц!
Тиц подбежал.
Ну, как там?..
Т и ц (шепотом). Все в порядке. Тупой субъект. Держится за голову и твердит какой-то вздор о беспамятстве и затмении. Но это ему не поможет.
Р ы д у н. Ужасно! Дожили!.. Куча неприятностей! Кто бы мог подумать!.. Опозорили часть! Я его предупреждал, черт возьми! Послушайте, прапорщик, вы уверены, что именно...
Т и ц. Все улики налицо. Увольнительный билет. Потом - помните вчерашний случай? Покойный ведь не стеснялся. Бывал некорректен. Месть, понимаете?
Р ы д у н. Кто бы мог подумать! Я полагал бы скорее - этот... Вы ведь знаете... (Оглядывается на
