Сначала маленькие стремительные искры, потом короткие, а затем длинные языки пламени лижут весь иллюминатор.
- Командир,- говорит Берци,- мы сейчас с тобой в аду!
- В каком еще аду? А, ну конечно, это же раньше говорили, что только в аду возможен такой огонь. А мы с тобой в этой вот скорлупе летим сквозь него. Температура снаружи около двух тысяч градусов. А внутри отсека, смотри: какая была температура, такая и осталась. Потом поднимется все-таки немножко - на несколько градусов. А перегрузки растут! Действительно, правильно ты, Берци, заметил, мы с тобой как бы в аду. Только нас в этой 'сковородке' от огромнейшей температуры защищает специальный теплоизолирующий слой...
Все сильнее прижимает к креслам. Продолжаем вести репортаж,- но нас сейчас не слышат: мы проходим ионизированный слой. Вокруг корабля плазма она экранирует сигналы наших передатчиков. Скоро вновь восстановится связь.
Сильнее и сильнее нас вжимает в кресла. Руки лучше сейчас не поднимать, пусть бортовой журнал полежит между коленями. Вот как будто становится легче дышать. Наверное, прошли максимум перегрузки, начинается спад. Докладываю на Землю:
- Перегрузки уменьшаются. Максимум позади!
Сейчас нас должны уже слышать. Да, в самом деле отвечают:
- Принимаем вас.
- Самочувствие хорошее,- докладывает Берталан,- перегрузка падает!
- Перегрузка около двух единиц, возможно, около двух с половиной,сообщаю я на Землю.
- Посмотри-ка в иллюминатор,- показывает Берталан.
- Совсем черный! Начинается шум, тряска.
- Берци, мы сейчас будто катимся с тобой по булыжной мостовой!
- Усиливается тряска,- говорит Берци,- перегрузка небольшая.
Такая тряска бывает всегда перед вводом основного парашюта. Длится она около минуты.
- Вот сейчас внимание, Берци! Будет хлопок, отстрел парашютного люка, а после этого - ввод парашюта.
Есть! Сильный хлопок, почти одновременно рывок. Наш корабль на чем-то повисает боком, его раскачивает из стороны в сторону.
- Так и должно быть, Берци. Это мы с тобой висим на парашюте. Потом еще перецепка будет: перейдем на симметричную подвеску. Все нормально. Самое главное, что парашют введен!
- Высота - пять с половиной километров,- сообщает радостно Берталан,давление в кабине - пятьсот пятьдесят миллиметров ртутного столба, температура - двадцать четыре градуса.
Да, давление у нас тут, внутри, уменьшилось, потому что вскрылись дыхательные отверстия: кабина сообщается с наружной атмосферой, давление в ней чуть-чуть упало.
- 'Орион'! Я - вертолет! Вижу вас, высота три тысячи метров. Иду за вами, затянитесь привязными ремнями.
- Берталан, подтяни ремни! Прими необходимую позу,- напоминаю я.
Ждем несколько секунд. Берталан все еще крутит головой, старается заглянуть в иллюминатор, который образовался на месте визира космонавта перед входом корабля в атмосферу.
И тут удар! Кувырок через голову... Нажимаю кнопку отстрела стренги парашюта, она находится у меня на ручке управления. Корабль куда-то летит... Еще удар! И мы лежим на правом боку, иллюминатором в сторону земли. Я вишу на ремнях над Берталаном. Он - подо мной. Отстреливаю крышку радиоантенны, докладываю:
- 'Заря', я - 'Орион'! Наш спускаемый аппарат произвел посадку. Самочувствие нормальное.
Земная тяжесть тянет вниз. Если я расстегну ремни, то упаду прямо на Берталана. А не отстегнувшись, не откроешь люк. Поэтому говорю:
- Берталан! Отстегивай свою привязную систему и открывай люк!
- Что? - переспрашивает он, по-видимому еще не придя в себя от радости. Я повторяю:
- Надо, чтобы ты открыл выходной люк. Я не должен пока отстегиваться, иначе могу просто упасть на тебя.
- Понял,- отвечает Берталан.
Начинает медленно отстегиваться от привязной системы. И тут вижу: завращался штурвал люка. По- видимому, подошла группа поиска и начинает открывать люк. Они стучат по обшивке, и я их слышу. Говорю:
- Берталан, не надо отстегиваться! Не надо пока...
- Ну вот,- ворчит Берталан,- то тебе открывай люк, то не открывай люк...
ГЛАВА XII
ПОЛЕТ ОКОНЧЕН
Весь мир в казахстанской степи! - Сауна по-байконурски. - Митька собирает чемодан. - Здравствуй, Венгрия! - Новые гости 'Салюта'. - Где предел у предела? - Космос принадлежит всем!
Мы стоим возле черной, опаленной машины, в белых скафандрах, улыбаемся, довольные. Я пишу мелом на обшивке корабля: 'Спасибо!' Берталан пишет то же самое по-венгерски. Расписываемся.
- Так интересно было работать и так жаль, что все это уже позади! говорю корреспондентам.
- Не хотелось расставаться с 'Салютом',- признается Берталан Фаркаш,мы очень подружились с ребятами. И к невесомости я привык.
И для Берталана, выросшего среди яблоневых садов Венгрии, и для меня, привыкшего к весенним разливам Клязьмы, к вишневым садам Вязников, эта степь сейчас - самое дорогое место на нашей планете. Это то, с чем мы связывали в полете понятие 'родная земля'. С волнением мы вглядывались там, в космосе, вниз, зная, что где-то в джезказганской степи нас ждут объятия друзей. А отсюда люди смотрели в небо, ждали оранжевой вспышки нашего парашюта.
Солнце багровым диском медленно погружается за горизонт. Вечереет. Очень немного светлого времени остается сегодня на нашу долю! А так хочется все рассмотреть! Окрестности гостеприимного Джезказгана окрашены в самые разнообразные цвета первых дней лета - от оранжевых и серых оттенков пустынной почвы до нежно-зеленых там, где пробилась такая желанная и недолговечная здесь трава.
Здешние места мне знакомы по предыдущим посадкам. В первый раз меня и моего командира Георгия Шонина встречали 16 октября 1969 года на вспаханном, чуть припорошенном первым снегом поле в 180 километрах северо-западнее Караганды. Потом здесь же нас с Алексеем Леоновым приветствовали после первого в истории международного полета с американским 'Аполлоном'. Это было 21 июля 1975 года в ковыльной, знойной, выжженной солнцем степи в 54 километрах северо-восточнее Аркалыка.
Вот и теперь радушно встречает нас казахстанская земля! Жадно вдыхаем воздух. С удовольствием принимаем поздравления друзей, руководителей партийно-правительственной делегации Венгерской Народной Республики. Отвечаем на первые вопросы советских журналистов и их коллег из братских стран. Конечно, после невесомости, пусть и не такой уж длительной, нас покачивает... Да и накопившаяся за дни полета усталость сказывается.
...Поздний теплый вечер. В Москве только-только кончают работу, а здесь уже готовятся ко сну. Тем не менее в Джезказганском аэропорту очень много народу. Несмотря на поздний час, сотни тысяч людей с цветами, транспарантами ждут наш экипаж, прилетающий с точки посадки. Краткий, взволнованный, яркий митинг, искренние поздравления. Еще один международный полет завершен, впереди новые старты, новые радостные встречи!
Как я узнал потом, в это самое время в моих родных Вязниках, что во Владимирской области, тоже состоялась праздничная демонстрация. Многие жители этого небольшого городка собрались на центральной площади. Там с заочным приветствием к нам обратились знатные люди города, друзья, знакомые. Были мои отец и мать, сестра Галина и ее муж Володя Тарасевич - они всегда приезжают к родителям в дни моего возвращения из космоса: для поддержки.
По традиции на космодроме нас встретили хлебом-солью. Берталан отломил кусочек, обмакнул в соль и счастливо улыбнулся. Нас окружили девушки с букетами бархатных роз, а в парке, возле гостиницы, запели соловьи...
Вот и снова дома, на Земле!
- Хорошо бы сегодня вообще не проводили никаких медицинских обследований,- сказал я. - Мы же чувствуем себя нормально, во всяком случае, самочувствие соответствует перенесенным нагрузкам.
