ловко уклонялись от их уничтожения и искусственно мешали это сделать бойцам отряда. Боец Нечувайло пишет, что вы стреляли в воздух и призывали всех поднять восстание против своей родины, а вот рапорт командира отряда Комарова и бойца отряда Черненко о том, как вы избили пулеметчика на поле боя и помешали ему выполнить боевую задачу. И это будете отрицать?
- Буду. Все было не так.
- Я думаю, с такими доказательствами, вам надо бы признаться во всем. Понимая, что вы сейчас в шоке, я думаю, что в камере подумаете обо всем...
Я явился в камеру и на меня обрушился град вопросов, моих коллег по несчастью.
- Почему тебя не избили?
- У тебя какой следователь, молодой с белым пятном в волосах? Он любит ломать пальцы, почему он не ломал...?
- Нет, он выбивает глаза. Может у тебя был... с залысинами?
- Удивительно, пришел на своих ногах. Ты что, подписал все?
- Нет, - устало ответил я, - против меня весь мир и мне дали подумать...
Думал я неделю. Опять вызвали к тому же следователю.
- Ну так как, вы согласны во всем признаться?
- Нет. Я ни в чем не виноват.
- Это так говорят все. Придется с вами заняться серьезно. Костомаров подойди сюда.
В комнату вошла огромная личность с тупыми глазами.
- Поговори с ним, - просит следователь.
Личность подходит ко мне и... бьет в живот, прямо по бывшей ране, теперь все, я исчез, боль пронзила каждую клеточку...
Бьют месяц, через три дня систематически. Так как я не могу ходить, после таких избиений, приносят в кабинет на допрос. Сначала вежливо спрашивают.
- Будешь говорить?
- Нет.
Удар в живот и мне уже все ни почем. Боль такова, что я не чувствую как молотят другие части тела. В камере отлеживаюсь, кто из сокамерников в состоянии ходить, хоть как то помогает мне.
Наконец дали отдых, да еще какой, целых три месяца не вызывают и не бьют. Я уже думал забыли обо мне, но в один из дождливых дней вдруг вызвали на допрос. В этот раз за столом пожилой, еврей.
- Ну что, Петров, вы все стоите на своем, что не согласны с обвинениями.
- Да.
- Но ведь были у Кандырбаева в самой откочевке, вели с ним беседу и даже пили чай?
- Был и пил чай
- А потом пропустили через границу?
- Причем здесь я. Обо всем было доложено начальнику заставы. Он решал, что делать.
- В то время начальником заставы был Максимов. Он был тоже... в вашей компании?
- Если вы понимаете под этим всю заставу, то да.
- Может вы скажите, что бойца Черненко из вашего отряда не били во время боя?
- Бил, только не вовремя боя, а во время расстрела беззащитных людей и потом, мне приказал его избить начальник заставы Комаров.
Следователь с любопытством смотрит на меня.
- Хорошо. Подпишите здесь, что вы ни с чем не согласны. Вот так. А теперь можете идти...
- Это все?
- Все, все.
- Можно мне вас спросить?
Следователь с удивлением оглядывает мою исхудавшую фигуру.
- Спрашивайте.
- Кто меня оболгал?
- Честные гражданы страны обязаны сообщать нам о классовых врагах, всяких подозрениях о шпионской и диверсионной деятельности. Мы все заявления проверяем и перепроверяем.
- Вы мне можете сказать, кто же все таки написал на меня донос?
- А вы разве не догадываетесь?
- Нет.
- Тогда я вам сочувствую.
Я вышел из его кабинета и тут мне в голову ударило. Это он - Кучер.
Уже будучи самой видной фигурой в ЦК партии, Черненко попросил зятя Брежнева генерала К., работавшего заместителем председателя КГБ Андропова, изъять из архивов компрометирующие его в прошлом документы. Так исчезли хороские и алмаатинские доносы, а также документы касающиеся его начальной деятельности в ОГПУ.
А на следующий день - расправа. Меня привели в кабинет, где сидела тройка военных. Я взглянул на них и чуть не ахнул, одним из людей решающих мою судьбу был мой бывший начальник заставы Комаров. Он поглядел на меня, потом на документы, еще раз внимательно на меня.
- Гражданин Петров Сергей Михайлович, - начал читать председатель тройки, - дело номер 458/ 7134- 35, обвиняется...,- а дальше перечь вин, которые мне приписывались.
Когда он кончил читать, то спросил меня.
- Вы согласны с обвинением?
- Нет.
- Здесь все очевидно. Зря отказываетесь.
- Здесь все ложь
Председатель пожал плечами. Потом вызвал охрану.
- Выведите, обвиняемого.
Через десять минут меня позвали. Председатель прочитал заключение. Виновен, статья 58... десять лети... Неужели Комаров меня пожалел? Как шпиона могли бы расстрелять.
1944 год.
- Эй, Петров, - напротив меня за столом сидит главный конструктор проекта. - Что ты здесь насчитал?
- Потери тепла, в барботажной колонне.
- Это чушь, пересчитай опять.
- Сто раз пересчитывал. Если морозы будут такими как сейчас, или даже на тридцать градусов меньше, то потери все равно будут громадными. Пойми, реакция не пойдет.
Конструктор задрал очки на лоб.
- Так что ты предлагаешь?
- Утепление колонны.
- У нас нет времени. По плану мы должны пустить ее через два месяца. Она уже изготовлена, прислана и валяется у недостроенного цеха.
- Если мы этого не сделаем, то нас обвинят во вредительстве и расстреляют точно. Вы даете гарантию, что через два месяца будет лето?
Главный конструктор как и я заключенный. Здесь все заключенные, архитекторы, проектировщики, работяги. Мы все строим новый завод, под Иркутском. Мне повезло, я сижу в теплом помещении и обслуживаю в расчетах проектную элиту, а за окном минус сорок, там несчастные зеки, возводят бетонные стены цехов.
- Хорошо, - главный кивает головой, - напиши объяснительную записку с расчетами, сделай в нескольких экземплярах и... мне на подпись.
- Сделаю.
Мы молчим пол часа, каждый занимается своим делом. Вдруг в комнату врывается конструктор Белов, тоже зек, весь укутанный тряпьем, со следами инея на лице и драной шапке.
- Ну и морозище, - пляшет он по комнатке. - Слыхали новость? К нам в лагерь приехал новый заместитель начальника по воспитательной работе.
- Нам то что до этого? - бурчит главный конструктор.
- Он везде лазает, знакомится с производством.
- Ну и пусть ползает везде.
- После каждого его посещения какой-нибудь объекта, обязательно сыпятся наказания. Вон, с
