никогда не было близких друзей, но кого она хочет одурачить? Если липнуть к этому тощему инфантильному ублюдку в белых джинсиках в ее представлении дружба, то она очень скоро лишится всех друзей, пообещал себе Ник. Пенни обеспокоенно кашлянула. Но Ник все еще не мог заставить себя посмотреть на нее.
— Лиз звонила Джонни из Лондона. Я попыталась найти ее по номеру, который он узнал, но это оказалась гостиница, из которой мама уже выехала, — натянуто заговорила Пенни. — Я знаю, ты считаешь ее глупой женщиной, в лучшем случае, и мошенницей — в худшем, но я люблю ее и, естественно, волнуюсь за нее.
— Естественно, — бесцветным голосом повторил Ник. — Но, положа руку на сердце, признайся: у твоей матери огромный инстинкт самосохранения. Если она в Англии — значит, для этого есть веские причины.
— Не представляю, что ее может связывать с этой страной, за исключением того, что там она забеременела мной.
Ник этого не знал, но продолжал упорно смотреть в бумаги.
— Тебе бы хотелось, чтобы я убралась подальше, да? — выдавила Пенни, когда не смогла больше выносить затянувшегося молчания.
— Конечно! — Ник вскинул надменную темноволосую голову и издевательски посмотрел на нее. — Чего еще ты от меня ожидаешь после спектакля, который разыграла с Джонни? У Пенни перехватило дыхание.
— Спектакля?
— У меня нет желания говорить на эту тему, — проскрежетал Ник.
— Ты ревнуешь, — прошептала она тоном человека, сделавшего удивительное открытие.
Ник швырнул папку на столик с такой силой, что та подпрыгнула. Затем вскочил на ноги. Гневные черные глаза смотрели на нее в упор.
— За кого ты меня принимаешь? За подростка? Просто я нахожу неприличным, когда моя жена фамильярничает с другим мужчиной! Это не ревность.
Он с таким грозным видом возвышался над ней, что нужно было иметь мужество, чтобы не испугаться. Но Пенни теперь тоже разозлилась. Встав, она расправила узкие плечи.
— Что бы там ни было, но, когда ты недоволен мной, лучше высказать это прямо, а не таить под глыбами снега и льда. И кстати, если ты узрел что-то неприличное в моем поведении с Джонни, то это исключительно игра твоего воображения.
— Ты выставляла напоказ свою близость с ним! — заявил он.
— Если это не ревность, то объясни, как тебе удалось увидеть близость там, где ее никогда не существовало? — язвительно спросила Пенни.
Ник замер, темные глаза были прикованы к ее раскрасневшемуся лицу.
— Никогда?
Повернувшись на пятках, Пенни произнесла его же фразу, прозвучавшую минуту назад: — У меня нет желания говорить на эту тему.
Сильная рука опустилась на ее плечо.
— Пенни…
Она отпрянула.
— Нет! Я действительно сердита на тебя. Почему ты не в силах признать, что испытываешь нормальные человеческие чувства? Вместо этого ты пытаешься доказать, что я делаю нечто предосудительное! Этого я не могу простить.
Ник подавленно молчал. Не обернувшись, Пенни ушла к Алану, спавшему счастливым сном.
9
Последний короткий отрезок пути они проделали на вертолете.
— Вон там, под нами, вилла! — стараясь перекричать шум моторов, показал ей Ник.
Пенни посмотрела вниз, на прекрасное, поросшее лесом ущелье, и увидела здание с терракотовой крышей и полосу золотого песка перед ним. Лента дороги сбегала по крутым, опасным уступам к пляжу, но ни одного дома не было видно поблизости. Одинокое убежище… Как раз тогда, когда ей хотелось быть в толпе, чтобы удержаться от искушения вцепиться Нику в горло!
Пенни была горяча и импульсивна, легко впадала в гнев, но и быстро отходила. Однако на этот раз чувствовала, что злость на Ника пройдет не скоро. Она боготворила его, принимала безоговорочно то, что он превосходит ее во всех смыслах. Но этот Ник слишком часто нападал на нее за воображаемые провинности и ошибки…
Выйдя из вертолета с Аланом на руках, Пенни посмотрела на просторную виллу причудливой планировки. На фоне сочной экзотической зелени красновато-бурые выветрившиеся камни, из которых был сложен дом, отливали золотом в лучах заката. Даже самое капризнейшее создание вынуждено было бы признать, что очутилось в райском уголке, подобных которому нет на земле.
Ник провел ее внутрь. Полы из мраморной плитки, стильная, удобная мебель, глиняные лепные светильники и вазы, прелестные спальни и ванные. Детская кроватка с кружевным пологом уже ждала Алана.
— Как тебе удалось за столь короткое время найти такое место… Ты кого-нибудь вышвырнул отсюда? — услышала она свой голос, хотя собиралась хранить гордое молчание.
— Эта вилла уже некоторое время принадлежит нашей семье.
На лице Пенни появилось желчное выражение. Ей следовало бы знать. Собственная, великолепная, снабженная всеми мыслимыми удобствами. Она уложила в кроватку Алана, которого умыла и переодела ко сну еще в самолете.
— Тебе не придется готовить, — прервал затянувшееся молчание Ник.
— О, я знаю. Тебе не хочется быть отравленным, правда?
Пропустив это замечание мимо ушей, Ник сообщил, что дважды в день будет приходить служанка, которая и посидит с ребенком, если им придет в голову пообедать вне дома.
— Если ты дашь мне возможность, я принесу извинения, — ровным тоном добавил он.
— Забудь об этом. Ты только зря потратишь время. Меня просто тошнит от твоих бесконечных выговоров.
— Пенни… Мне бы очень хотелось, чтобы время, которое мы проведем здесь, было чем-то особенным, — произнес Ник. — Я признаю, что все испортил, но нельзя сказать, что и ты сдерживала раздражение.
— Нет, как это ни печально. — Пенни окинула его неприязненным взглядом. Ее бесило то, что он выглядит таким великолепным и говорит убедительно и ласково, словно с очень капризным ребенком. — Но ты ведь, не задумываясь, снова примешься за старое, едва дело дойдет до оценки моих действий, не так ли? Почему же я должна поступать иначе? И потом, я сдерживаюсь!
— Если хочешь что-нибудь сказать — говори.
— У тебя есть ручка?
Вскинув черные брови, Ник достал из внутреннего кармана золотую ручку. Пенни сходила в холл, где видела мельком блокнот у телефона, и, сев на диван, принялась писать.
— Что ты делаешь?
— Ты очень умно ведешь спор. Я хочу быть уверенной, что меня не собьют с толку. Я хочу высказать все!
— Думаю, мне лучше прогуляться по пляжу. И к тому времени, когда я вернусь…
— Я остыну? — Пенни издала раздраженный смешок. — Никакой надежды, Ник. Ладно, ты готов?
— Это так необходимо?
— Если хочешь, чтобы в следующие пять минут я еще оставалась твоей женой, то совершенно необходимо, — твердо заявила она. — Первое. Мне не нравится, когда со мной обращаются, как с ребенком. Я женщина и мать. Меня не нужно опекать.
— Хорошо, — проговорил Ник, и в его глазах мелькнуло веселье.
Пенни была решительно настроена согнать с его лица это снисходительное выражение.
