Поднявшись на бугор, с которого недавно спустилась выдра, далеко внизу, через стволы сосен, увидел я залив озера. Залив уже покрылся льдом. Сегодня ночью лед укрыло рыхлым снегом, и теперь лишь по старой памяти можно было угадывать то место, где недавно плескалась вода. Вот из этого замерзшего залива и ушла выдра, там и начала она свое сегодняшнее путешествие.
Впереди и птиц, и зверей ждала суровая зима. И выдра, по-своему зная об этом, и отправилась на поиски такого места, где вода не замерзала бы полностью даже в самые суровые морозы и где легче поддерживать открытой полынью-промоину. Вот почему из озера выдра и отправилась к реке, где было течение, где могли быть промоины и где можно было пережить зиму, охотясь за рыбой и разыскивая лягушек, зарывшихся до весны в ил.
С бугра зверек-путешественник спустился прямо к ручью, что вел к реке, и, ловко обходя кусты и завалы по берегу ручья, шел почти у самого льда. Теперь его след уже не был таким прямым, теперь он все время извивался, будто лыжа у странного лыжника была не из дерева, а могла легко изгибаться в любую сторону.
Ручей, как и залив озера, тоже совсем замерз. Я пробирался через заросли ветлы и ольхи, спотыкался о старые пни, занесенные снегом, и наконец добрался до того места, где ручей встречался с рекой. Как раз в этом месте была небольшая полынья.
Я увидел черную полоску открытой воды еще издали и с радостью отметил, что след выдры идет прямо к полынье-промоине. Ну, слава богу, трудное путешествие окончилось, никто - ни волк, ни хищные птицы - не помешали моей выдре добраться до открытой воды. Теперь она в безопасности, ведь на суше, да еще в вязком снегу, этот зверек чувствует себя не так уверенно, как в воде.
Я повернул обратно, выбрался из прибрежных кустов и по чистому месту пошел вдоль реки к дому, прокладывая по свежему, искрящемуся от морозного солнца снегу свою собственную лыжню. И тут впереди себя я снова увидел след выдры.
Нет, я не мог ошибиться - это был след той самой выдры, которая, по моим расчетам, упорно искала открытую воду, наконец нашла ее у входа ручья в речку и скрылась в промоине.
Откуда теперь этот след здесь? И почему он ведет в сторону от реки?
Я снова пробирался через кусты, снова оказался на льду ручья, снова подошел почти к самой полынье и теперь увидел то, что не разглядел первый раз.
Выдра действительно подошла к самой промоине, подошла совсем близко и, может быть, даже сунула нос в эту воду. Но нырнуть в полынью почему-то отказалась, круто свернула к берегу, выбралась из кустов и напрямую пошла к крутому, высокому холму.
Что случилось? Куда теперь направился этот странный путешественник?
А след выдры тем временем подошел к самому обрыву, приостановился здесь и вдоль обрыва направился в сторону упавших с бугра сосен.
Уж не знаю, сколько сил затратила выдра, забираясь на гору по свалившимся вниз деревьям, по бурелому, только мне это путешествие досталось дорого. На вершине бугра я отдышался. Снова отыскал здесь на снегу след 'одной единственной лыжи' и снова задумался: куда все-таки так упорно идет этот зверек?..
Возвращаться к озеру бессмысленно - там повсюду лед. Если первая промоина выдре почему-либо не понравилась, то не лучше ли было идти дальше по берегу реки и искать новый участок с открытой водой?
Отсюда, сверху, с бугра, мне хорошо было видно всю реку. Река огибала бугор широкой плавной дугой. Сейчас сзади меня то место, где в реку пришел ручей, где была промоина, от которой выдра отказалась. Я вижу отсюда это место, вижу на белом снегу темное пятно открытой воды и намоченного ею снега. Река идет дальше, дальше - и нигде больше не видно никакой промоины.
Вот река по дуге обошла почти всю гору - я внимательно слежу сверху за рекой, укрытой снегом, и пока нигде больше не вижу признаков открытой воды... Вот и скат бугра впереди меня, здесь река отворачивает в сторону и уходит в лес. Сейчас она скроется за деревьями... Но что это? Как раз на самом повороте среди белоснежного покрывала снова темнеет какая-то узкая полоска. Неужели это промоина? Неужели это открытая вода, которую так долго и трудно искала выдра?
Да, как раз здесь, где река заканчивала обход горы, был перекат здесь течение было всегда очень быстрым. И как я не догадался сразу, как не вспомнил об этом перекате - ведь только здесь и может сохраниться полынья всю зиму! Ну и выдра, ну и умница! Она не стала нырять в полынью, которая скоро замерзнет, она шла прямо туда, где можно будет прожить всю зиму. Вот почему и не отправилась она вдоль реки, а взбиралась на бугор через бугор дорога к перекату была куда короче.
Но откуда она знала, что именно здесь есть полынья? А может быть, помнила это место еще с прошлого года?
'Ну и выдра, ну и молодец!' - продолжал восхищаться я умным путешественником, стоя на вершине горы и рассматривая сверху узкую темную полоску воды среди белого-белого снега. Теперь мне оставалось только спуститься вниз с бугра к полынье, чтобы до конца убедиться во всем.
Я спускался вниз рядом со следом выдры. Лыжи пришлось нести в руках спуск был очень крут, - но именно здесь, на спуске, зверек, видимо, чувствовал себя преотлично - он смело съезжал вниз на брюшке, поджимая к брюшку лапки, съезжал так же ловко, как хороший горнолыжник, лавируя между стволами деревьев, старыми пнями и уже засыпанными снегом молодыми сосенками.
Наконец выдра спустилась к реке. Вышла на лед, немного постояла, наверное, еще и поднималась на задние лапки, чтобы осмотреться, потом отряхнулась, привела таким образом в порядок свою блестящую бурую шубку и неслышно ушла в воду.
К самой полынье подойти я не смог: лед на реке был еще очень тонок. Но даже и по толстому льду я не стал бы подходить близко к полынье, чтобы не беспокоить, не пугать лишний раз зверька, - может быть, как раз сейчас выдра подплыла к самой промоине, чтобы немного передохнуть после долгой и не всегда успешной охоты в зимней воде.
Д Р О З Д Ы-Р А З Б О Й Н И К И
ХОРЕК
Еще в конце зимы заметил я на огороде следы хорька. Хорек пришел из леса и скрылся под моим домом.
Не любят хорька в деревне: стоит завестись этому зверьку, как тут же начинают пропадать куры, гуси, утки. Душит птицу хищный зверек изо дня в день, и нет порой такой силы, которая заставила бы хорька убраться из деревни.
У меня в хозяйстве не было ни кур, ни уток, ни гусей, а потому бедокурить хорю было негде. И я даже обрадовался, когда проворный зверек наведался ко мне. Дело в том, что у меня в подполе нет-нет да и появлялись здоровущие крысы.
Крысы заявлялись всегда неожиданно, за ночь успевали нарыть ходы в подполье и по этим ходам перетаскать все, что можно было у меня утащить. Они грызли кочаны капусты, таскали морковь, картофель - словом, вели себя так, как ведут настоящие грабители. Справиться с такими грабителями мог, пожалуй, только очень смелый кот. Но такого кота ни у меня, ни у моих соседей не было. Вот почему и обрадовался я, заметив около дома следы хорька, - как-никак, а лучшего охотника за крысами и не сыщешь.
Хорьку у меня, наверное, понравилось. Он быстро обжился, проложил по огороду свои тропки-дорожки, и так же быстро по этим тропкам обнаружила зверька моя собака. И началось...
Каждое утро собака находила свежие следы хорька. Следы вели к норе под домом. Собака кидалась к этой норе и принималась отчаянно лаять. Я не выдерживал, выходил на улицу, оттаскивал собаку в сторону и запирал в комнате. Но стоило мне недосмотреть, как пес снова оказывался на улице и снова на своем собачьем языке принимался зло бранить нашего квартиранта.
Отучить собаку охотиться за хорьком я так и не смог: собака была охотничьей и ей просто полагалось охотиться за разными зверьками. Правда, самого хорька эта охота почти не трогала - он преспокойно жил под моим домом, спал днем, а по ночам воевал с крысами в подполе или же отправлялся в походы по соседним огородам.
Узнав, что мой хорек теперь все чаще и чаще начал заглядывать к соседним домам, я не на шутку испугался: а не станет ли этот зверек охотиться в деревне за курами и гусями? Тогда мне ничего не останется другого, как ставить у норы капкан и ловить хорька. Но прошла неделя, другая, а на нашего квартиранта пока никто не жаловался. Я успокоился, а скоро даже начал привыкать к постоянному лаю собаки под окнами. Так бы, наверное, и осталось все на своих местах, если бы однажды сам зверек не нарушил установившийся порядок.
