- Подходи следующий, - то и дело говорит писарь и, посмотрев поверх очков на подошедшего, спрашивает фамилию, имя, отчество...
'Вольноопределяющиеся' стараются ему отвечать по-солдатски, залпом.
- Купцов Михаил Спиридонович, сын собственных родителей, образца тысяча девятьсот...
- Довольно, - останавливает его старик. - Дальше мне все ясно. Следующий.
- Бунька.
- Что - Бунька? Это твоя фамилия?
- Как - фамилия? Так зовут меня пацаны.
- Я спрашиваю фамилию.
- Ах, фамилию! Так бы сразу и сказали. Подождите, я сейчас припомню.
- Хорошо, подойдешь после. Следующий!
К столу подходят два мальчугана, им лет по десяти.
- Я просил подходить по одному, - сердится старик.
- А у нас у обоих одна фамилия, - отвечают мальчики.
- Как - одна?
- Одна: Шпилька.
- Это же прозвище, а не фамилия.
- А другой мы не знаем.
Писарь озадаченно смотрит на них.
- Родителей помните? - спрашивает он.
- У нас их не было, мы с малолетнего приюта.
- А после приюта что делали?
- Лазали по форточкам.
- А имена свои знаете?
- Знаем, - отвечает один из мальчуганов. - Меня звать Мишкой, а его - Гришкой.
- Ну хорошо, тогда твоя фамилия будет Пионерский, а его Октябрьский. Запомнили?
- Запомнили.
- Идите на место.
Наконец очередь доходит до меня. Я рассказал о своих родителях, о Строганове и о том, как я остался один.
Когда я возвратился на место, ко мне подсело несколько ребят. Один назвал себя капитаном Кошачий Глаз, а другой бараном Дри-чи-чи. Имен остальных я не запомнил.
- Эх, чудак! - заговорили они в один голос. - В цирке работал, а в детскую колонию идешь! Бежим отсюда. Мы тебе наберем целую стаю собак, если хочешь, даже можем из зверинца тяпнуть медведя.
- Не веришь, - сказал капитан Кошачий Глаз, - могу поклясться своими фиксами.
Хотя эти капитаны были такие же ободранные, как и я, но во рту носили коронки - фиксы, которые служили знаком отличия. Ребята побаивались их и держались с ними осторожно.
После регистрации всех, и рядовых и капитанов, остригли наголо и погнали в баню. Мы не сразу узнали друг друга. Володя Гончаров казался низеньким, а у Петьки голова походила на арбуз - так и хотелось щелкнуть по ней. Капитаны стали рядовыми. Детприемовский воспитатель заставил фиксы выбросить. Правда, капитаны опять потом их подобрали, но во рту не носили, а без фикс, известно, какие же они капитаны!
В детприемнике мы пробыли больше недели. Однажды нас выстроили в вестибюле. Перед строем поставили стол, и воспитатель объявил, что сейчас с нами будет говорить представитель из Комиссии по делам несовершеннолетних. И правда, со второго этажа спустился толстый, как пивной бочонок, человек в военной гимнастерке, бухнул свой портфель на стол и прокричал:
- Товарищи, все наше стремление идет к тому, чтобы направить вас к новой жизни, и вы сейчас пойдете в новую жизнь. Новая жизнь... - И он пошел склонять эти два слова по всем падежам.
Беспризорники, народ очень нетерпеливый, стояли, стояли, а потом закричали:
- Нельзя ли как-нибудь покороче!..
- Товарищи, регламент мне никто не устанавливал, - сказал представитель, - но я постараюсь покороче.
И поехал дальше. Мы, собственно, никогда не интересовались и не задумывались, что такое новая или старая жизнь, не заглядывали назад и не смотрели вперед. Мы знали вообще жизнь и очень любили ее. Поэтому сколько лекций ни читали нам в детприемнике, они отлетали от наших голов, как от стенки горох. Наконец представитель в последний раз крикнул:
- Товарищи, смело идите в новую жизнь!
Из красного уголка вышел тощий, с кошачьими усами милиционер и повел нас в новую жизнь.
ВОТ МЫ И ПРИБЫЛИ
- Вот мы и прибыли, - сказал милиционер, - входите.
Петька Смерч поднимает вверх голову, вторит ему:
- Вот и прибыли, только куда?
- Входите, входите, - говорит милиционер, - не робейте!
Перед нами высокая монастырская стена. Ворота проходят под мрачной серой башней, они темные, похожие на зев громадного зверя. Кажется, как только подойдем поближе, втянет всю нашу компанию - и поминай как звали.
- Робеть, конечно, нечего! - говорит барон Дри-чи-чи, проходя первым в ворота. Мы двинулись за ним.
Идем по тенистой, посыпанной песочком аллее.
- Скажите, пожалуйста, здесь у них как в приличном парке! - говорит кто-то из ребят.
- Ой, а цветы, цветы какие тут! - восклицает Люся. Действительно, как в хорошем парке.
- Да, - говорит Володя, - здесь вроде не совсем плохо. Но посмотрим, как встретят нас.
Милиционер подводит нас к двухэтажному зданию, приказывает подняться по лестнице. В дверях нам загораживает дорогу лет двенадцати мальчик в синей блузе.
- Нам бы заведующего, что ли, или кого другого, - говорит милиционер.
- Минутку терпения.
Мальчик подходит к маленькому, покрытому красной материей столику, нажимает на черненькую кнопку, и через несколько минут перед нами предстает в такой же форме паренек с темнеющей верхней губой.
- Где ваши документы? - серьезно спрашивает он.
Милиционер из своей сумки вытаскивает огромный пакет и какую-то книжку. Мальчик со столика берет ручку, расписывается в книжке и подает милиционеру.
- Подожди, а твоя подпись действительна ли? - спрашивает милиционер.
- Действительна. Пойдемте, ребята.
Мы весело пошли за пареньком, а милиционер так н остался на месте, недоверчиво посматривая на подпись в книжке.
Паренек провел нас через длинный коридор, распахнул перед нами белые двустворчатые двери и сказал в глубину комнаты:
- Василий Иванович, вы не заняты? Новички к нам прибыли.
- Пусть проходят.
- Проходите, ребята, к заведующему, - сказал паренек.
За столом сидел худой человек в серой толстовке.
Оторвавшись от бумаг, он посмотрел на нас, поздоровался и спросил:
- Ну как, ребята, нравится у нас?
- А откуда мы знаем? - сказал Володя.
- А вы разве еще не познакомились с колонией?
- Нет.
Заведующий укоризненно взглянул на паренька.
- Фролов, как же так, сегодня ты старший по колонии - и вдруг такая оплошность.
- Некогда, Василий Иванович, - смущенно произнес Фролов.
- Нет, сначала познакомь ребят с колонией, а потом уж приведешь ко мне: может, кому-нибудь из них не
