хотела быть уличенной во лжи: это может плохо отразиться на будущих взаимоотношениях, которые и так достаточно напряженны.
— Земцы восстали, — объяснила она. — Они забаррикадировались в том, как вы его называете, Железном Доме. Адзель просил меня прибыть и помочь справиться с ними.
— Нет, вы не должны, — сказал Лалнакх, а Гудженджи добавил:
— Мне очень жаль, благороднейшая, но с тех пор, как ваш товарищ прибыл во дворец, я получаю срочные приказы, предписывающие вам оставаться на месте.
— Пыльные бури и чума! — воскликнула Чи. — Вы хотите гражданской войны? Вы ее получите, если земцев не заставят подчиниться, и быстро. — Шум из передатчика стал громче. — Подумайте. Если бы мы хотели свержения Джахаджи, разве я оставалась бы тут с вами?
Они помолчали. Лалнакх выглядел неуверенным. Гудженджи почесывал свой клюв.
— Схватка… — пробормотал он. — Отдаленная схватка.
Из приемника донесся рев. Зазвенел металл, послышались крики, тяжелые удары, от которых дрожал передатчик. Пронзительный крик икрананкийцев:
— Помогите, чудовище убьет меня!
Лалнакх взглянул на Чи. Солнечный свет, ворвавшись в сумеречную комнату, кроваво заблестел на его кинжале.
— Разве это по-дружески? — хрипло спросил он.
Чи схватилась за пистолет.
— Недоразумение, — сказала она.
— Говорю вам, мы ваши друзья, и я застрелю каждого, кто назовет меня лгуном, — заглушаемый гулом железа, разносился голос Адзеля. — Слышите? Разве он сражается?
— Нет, — ответил Лалнакх. — Убегает.
Чи спрыгнула со стола.
— Я должна идти, — сказала она. — Надеюсь, вы не будете пытаться остановить меня?
Гудженджи удивил ее. Она принимала его за несуразного профессора, а не за воина, но он вытащил меч и спокойно заявил:
— Я деодакх. Если я не попытаюсь вас задержать, меня выгонят из фратрии.
Чи колебалась: она не хотела убивать, этим она сведет на нет все попытки заключить торговый союз. Парализующий выстрел?
Ее внимание было отвлечено от Лалнакха. Рука офицера описала дугу, и оружие цинтианки было выбито ударом его ножа. Он навалился на нее. Она едва успела прокричать предупреждение, как уже лежала, пригвожденная к полу.
— Хак-к! — выдохнул Лалнакх. — Лежите спокойно, вы!
Он так дернул ее, что у Чи зазвенело в голове, затем сорвал передатчик и отшвырнул его в сторону.
— Ну-ну, — упрекнул Гудженджи. — Не надо сердиться, благороднейшие, не надо. Какое несчастье, — он наклонился к Чи, лежащей на руках Лалнакха, одновременно наступил на передатчик и раздавил его. — Я немедленно отправлю вестника с сообщением о случившемся. Пока он не вернется, с вами будут обращаться так почтительно, как позволяют обстоятельства.
— Погодите, — сказал Лалнакх. — Я глава гарнизона…
— Но, мой дорогой друг, это предположительно может разрушить все соглашения.
— Сомневаюсь. Эти создания — демоны, или ими владеют демоны. Но вы можете держать ее в заключении, а я позабочусь об охране. Я поставлю охрану и у их летающего дома. С катапультами. И если появится этот гигант, они получат приказ убить его.
— Что ж, — согласился Гудженджи, — это неплохая мысль.
7
Фалькейн не потерял сознания. Он воспринимал окружающее урывками, словно находился в крайней степени интоксикации. Мозг его шел по дюжине различных путей, воли не было вовсе.
Опираясь о стену, возле которой посадили его земцы, он смутно ощущал спиной ее твердость. Фалькейн чувствовал, как пол давит на подошвы его башмаков, как сух и холоден воздух, врывающийся в легкие вместе с резким запахом наркотика, как стучит сердце. Казалось, что тусклое небо в окне качается. Он безотчетно видел большого светлоголового человека, который обманул его, и другого, красноголового, тот его поддерживал. Форма его носа приобрела комически зловещий вид. Он думал о том, что многие материалы с Икрананки будут иметь большое значение для фармакологии, потом вспомнил о замке отца на Гермесе и об обещании чаще писать домой, а уже через полсекунды в сознании предстал прием при дворе Ито Ямацу в Токио. Это, по закону ассоциаций, напомнило ему о нескольких знакомых молодых женщинах, что, в свою очередь, навело на мысли о…
— Помогите мне, Оуэн, — сказала Стефа Карпс. — Вскоре вернется его слуга. Или может войти кто- нибудь другой.
Она начала раздевать Фалькейна. Этот процесс мог бы смутить его, если бы он не был так одурманен, или позабавить, развеселить при других обстоятельствах. И, конечно, если бы ей не помогал светловолосый воин.
— Отлично, — Стефа ткнула пальцем в связку на полу. Рыжеволосый развернул связку, обнажив ее содержимое: грубые брюки, обшитые кожей, и походный мундир кавалериста.
Она начала одевать Фалькейна. Работа была нелегкой, хотя светловолосый и держал на весу безвольное тело.
Оцепенение постепенно проходило. Вначале Фалькейн хотел закричать, но, скорее, врожденная осторожность, чем благоприобретенная рассудительность, остановила его. Не время. Силы постепенно возвращались, комната больше не вращалась, а когда ему застегнули пряжку на поясе, что поддерживал кинжал…
Стефа ожидала этого. Он мог выхватить кинжал и всадить ей в спину, когда она наклонилась над ним: но это было бы убийством. Фалькейн осторожно повернулся к рыжеволосому. Рука скользнула по рукоятке кинжала, он выхватил его и ударил воина в грудь.
Кинжал не имел лезвия. Это был лишь обломок, достаточный, чтобы удержаться в ножнах. Земец, несомненно, получил кровоподтек, он шепотом выругался. Фалькейн, пошатываясь, попытался добраться до двери. Он уже раскрыл рот, чтобы закричать. Светловолосый схватил его за руку, а Стефа подхватила влажную тряпку. С тигриной скоростью она прыгнула вперед и впихала тряпку ему в рот. Вновь раскалываясь на куски, он напоследок увидел ее улыбку и услышал, как она бормочет:
— Хорошая попытка. Вы можете быть мужчиной.
Она наклонилась подобрать его пистолет. Свет озарил ее косы.
— Эй! — произнес светловолосый. — Оставь-ка на месте.
— Но это его оружие, — возразила Стефа.
— Мы не знаем, для какой черной магии оно служит. Оставь его, я сказал.
Рыжеволосый, потирая ушибленную грудь, согласился с ним. Стефа выглядела вызывающе, но для споров не было времени. Она вздохнула и поднялась.
— Отнеси это в его спальню — пусть думают, что он вышел, — и идем.
Мужчины потащили Фалькейна, держа его под руки. Он слишком одурел от наркотика, чтобы сопротивляться, и повиновался им чисто механически. В приемной части дворца было немного народу. На лестнице они столкнулись со слугой, возвращающимся с кувшином крепкого напитка, икрананкиец не узнал Фалькейна в новом наряде. Не узнал и никто из встретившихся им позже. Только один чиновник задал вопрос.
— Он слишком много выпил, — ответила Стефа. — Мы отведем его в казарму.
— Позор! — возмутился чиновник. Однако, видя перед собой трех вооруженных и трезвых земцев, он не стал пространно комментировать это событие.
