Повернувшись, он подал руку Бенедикту, сказав:
— Я тоже хочу пожелать вам удачи.
Бенедикт кивнул и пожал ему руку.
— Спасибо тебе, Ганелон, за многое, — Бенедикт вынул свои Карты. — Я могу ввести Жерара в курс дела, прежде чем прибудет мой конь.
Он стасовал Карты, вытащил одну из них и изучил ее.
— Как ты приступишь к ремонту Лабиринта? — поинтересовался Ганелон.
— Я должен снова заполучить Камень Правосудия. С ним я смогу вновь начертить поврежденный участок.
— Это опасно?
— Да.
— А где Камень?
— Там, на Отражении Земля, где я его оставил.
— Зачем же ты его бросил?
— Я опасался, что он убьет меня.
Черты его лица исказились в почти невозможной гримасе:
— Не нравится мне, как это звучит, Корвин. Должен быть другой способ.
— Если бы я знал лучший способ, я бы им воспользовался.
— А что, если ты просто последуешь плану Бенедикта и возьмешь с собой всех? Ты сам сказал, что он может поднять в Отражениях бесчисленные легионы. Ты также утверждал, что он самый лучший воин из всех вас.
— И все же повреждение Лабиринта останется, и заполнить его явится что-нибудь другое. Всегда. Видимый враг не так страшен, как наша собственная внутренняя слабость. Если это не исправить, мы потерпим поражение, хотя никакой иноземный завоеватель и не расположится в наших стенах.
Ганелон отвернулся:
— Я не могу с тобой спорить. Ты знаешь свое королевство.
Он сдался:
— Но я все же чувствую, что ты, может быть, совершаешь тяжкую ошибку, рискуя собой там, где может нет необходимости, когда ты очень сильно нужен.
Я рассмеялся, потому что это были слова Виалы, и я не захотел признать их верными, когда она их произнесла.
— Это мой долг, — твердо произнес я.
Ганелон не ответил.
Бенедикт в дюжине шагов от меня связался с Жераром, потому что он сказал что-то, затем замолк и слушал. Мы стояли, ожидая, когда он закончит свой разговор, для того, чтобы мы могли проводить его.
— Да, он сейчас здесь, — услышал я. — Нет, я в этом сильно сомневаюсь, но…
Бенедикт несколько раз взглянул на меня и покачал головой:
— Нет, я этого не думаю, — затем он добавил: — Ладно, проходи.
Он протянул свою новую руку, и появился схватившийся за нее Жерар. Он повернул голову, увидел меня и немедленно двинулся в моем направлении. Жерар пробежал глазами по моей персоне, словно что-то ища.
— Что случилось? — осведомился я.
— Бранд, — ответил он, — его больше нет в покоях. По крайней мере, большей части его нет. Он оставил после себя много крови. Помещение достаточно разгромлено, чтобы видеть, что там произошла схватка.
Я взглянул на свои рубашку и брюки.
— Ты высматриваешь пятна крови? Как видишь, на мне надето то же, что и раньше. Оно, может быть, грязное и мятое, но это и все, как видишь.
— Это по-настоящему ничего не доказывает, — заявил Жерар.
— Высматривать было твоей идеей, а не моей. Что заставляет тебя думать, будто я…
— Ты был последним, кто его видел.
— За исключением лица, с которым он сражался, если он действительно это делал.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты же знаешь его характер, его настроения. У нас возник небольшой спор. Он мог начать все крушить после того, как я вышел и, возможно, порезался. Ему стало все отвратительно, и он ушел Картой, чтобы сменить обстановку. Погоди-ка! Его коврик! Была ли кровь на маленьком расшитом коврике перед его дверью?
— Я не уверен, но, по-моему, не было. А что?
— Косвенная улика, что он сделал это сам. Он очень привязан к этому коврику. Он избегает его пачкать.
— Я этому не верю! — воскликнул Жерар. — И смерть Каина все еще выглядит странной, и слуг Бенедикта, которые могли узнать, что тебе понадобился порох, а теперь Бранд…
— Это может быть еще одной попыткой очернить меня, — предположил я. И мы с Бенедиктом улучшили свои отношения.
Жерар повернулся к Бенедикту, который не сдвинулся со своего места в дюжине шагов от нас и глядел на нашу группу, слушая безо всякого выражения на лице.
— Он объяснил эти смерти? — спросил его Жерар.
— Прямо — нет, — ответил Бенедикт, — но многое из остального рассказа выглядит теперь в лучшем свете, настолько лучшем, что я склонен верить всему рассказанному.
Жерар покачал головой и вновь пронзил меня взглядом.
— Еще ничего не улажено, — решил он. — О чем вы с Брандом спорили?
— Жерар, это наше дело, пока мы с Брандом не решили иначе.
— Я вернул его к жизни и наблюдал за ним, Корвин. Я сделал это не для того, чтобы увидеть его убитым из-за грызни.
— Пошевели мозгами, — посоветовал я ему. — Чья это была идея отыскать его тем способом, каким мы это проделали, чтобы вернуть его?
— Ты хотел что-то у него узнать, — не сдавался Жерар. — И ты добился этого. А потом он стал помехой.
— Нет, даже если это было бы и так, неужели ты думаешь, что я проделал бы это настолько явно? Если он был убит, то это явление того же порядка, что и смерть Каина — очернить меня.
— Ты использовал указание на ясность и с Каином тоже. Мне кажется, что это может быть своего рода хитростью, на которые ты мастак.
— Мы уже толковали обо всем этом прежде, Жерар.
— И ты знаешь, что я сказал тебе тогда.
— Забыть было бы трудно.
Жерар протянул руку и схватил меня за правое плечо. Я немедленно вогнал руку ему в живот и отпрянул. Тут мне пришло в голову, что, наверное, мне следовало бы рассказать ему, о чем мы с Брандом беседовали, но мне не понравилось, как он меня спрашивал. Он вновь двинулся на меня. Я шагнул в сторону и врезал ему легким ударом левой под правый глаз. После этого я продолжал делать выпады, главным образом, чтобы держать подальше его голову.
Я был никак не в форме, чтобы снова драться с ним, а Грейсвандир остался в шатре. Другого оружия при мне не было.
Я продолжал кружить рядом с ним, бок мой болел, если я бил левой ногой.
Один раз я попал ему по бедру правой, но был медлителен и потерял равновесие, из-за чего не смог развить успех, но продолжал делать выпады.
Наконец, он отпарировал мой удар левой и сумел схватиться рукой за мою грудь.
Тут мне следовало бы вырваться, но он же был открыт. Я шагнул вперед, нанеся тяжелый удар правой в живот, вложив в него всю свою силу. Это заставило его согнуться со вздохом, но он еще крепче сжал меня. Он отпарировал мою попытку апперкота левой, продолжая свое движение вперед, пока
