открываться глаза. – Ты как затычка для любой дырки… Поспать не дал, зараза!
– Гена! – крикнул Бессонов дремлющему в кресле рядом с ним старшему лейтенанту. – Заступай вместо меня, я с группой поеду!
Бессонов со своей опергруппой прибыл на место происшествия одновременно с машиной «Скорой помощи», которую вызвал Михаил Самуилович.
Выстрелы, раздавшиеся с крыши, заставили капитана Бессонова пригнуться, едва он вышел из машины, и броситься к подъезду.
– Привет, Валера!-крикнул он знакомому молодому милицейскому лейтенанту. – Показывай, что тут у вас? Что за стрельба на крыше? Удалось кого-то задержать?
Лейтенант вкратце сообщил Бессонову о сигнале, полученном от жильцов дома, об обнаруженных в квартире трупах, о том, что его люди преследуют на крыше дома мужчину, который пытался выдать себя за сотрудника уголовного розыска, но при попытке установить с ним контакт открыл стрельбу.
Бессонов прежде всего хотел подняться в квартиру, но отнюдь не для того, чтобы взглянуть на женщину, которую называл своей приемной дочерью. Это было давно, когда он еще жил с Лидой, а Наташка была совсем ребенком. Его интересовал прежде всего труп убитого в ее квартире мужчины.
«А вдруг это и есть Панфилов?» – надеялся Бессонов. Тогда его задача значительно облегчается. Остается только перехватить это дело у райотдела и Лиде со спокойной совестью можно будет сказать о том, что это он лично застрелил Панфилова, как только понял, что именно он убийца их дочери. Да, Бессонов так и скажет – «их дочери»! И Лида не станет возражать против этих слов.
Однако Бессонов испытал разочарование, взглянув на труп убитого. Несмотря на то, что пуля попала погибшему в глаз и лицо было обезображено выстрелом, с первого взгляда было ясно, что это не Панфилов.
Бессонов досадливо поморщился. Тут же родилась другая надежда – Панфиловым может оказаться тот человек, которого милиционеры преследуют на крыше. Если он вступил в перестрелку, можно не сомневаться, что ребята из райотдела его достанут.
Бессонов хорошо знал эту опергруппу, не раз приходилось встречаться в ситуациях, подобных сегодняшней. Хорошие ребята, цепкие, как бульдоги. Особенно – Аркаша Поздеев. От него редко кто уходит, правда, редко кого ему живым удается взять, пострелять любит от души.
Бессонов обратил внимание на Наташу только после того, как тщательно рассмотрел труп мужчины и удостоверился, что это не Панфилов. Наташа лежала на кровати все еще обнаженной, и Бессонов невольно засмотрелся на ее тело.
«Аппетитная была девка, – подумал он. – Надо же, какая выросла… А в детстве была пигалицей – кожа да кости! У этого Панфилова губа, как видно, не дура…»
Бессонов обратил внимание, что с лица Наташи исчезло родимое пятно, к которому он привык и на которое перестал обращать внимание при встречах с ней. Но сейчас отсутствие этой особой приметы сразу бросилось ему в глаза. Он даже засомневался на секунду, что это именно та Наташа Бессонова, которая была, можно сказать, его родственницей. Может быть, произошла какая-то ошибка и мертвая обнаженная женщина на кровати – не Лидина дочь?
Но в руках у него был паспорт, в котором черным по белому было написано, что это именно она. Последние его сомнения рассеялись, когда на фотографии в паспорте он то самое пятно обнаружил.
«Пластическую операцию сделала, зараза! – подумал он. – Тоже мне, звезда телеэкрана! Столько неприятностей у меня было из-за этой телезвезды…»
Его в самом деле таскали к начальству, когда Наташа вышла в эфир с передачей, в которой рассказала об обстоятельствах таинственной смерти известного российского банкира Генриха Воловика, и даже показала невесть каким образом попавшую к ней пленку с последними мгновениями его жизни. Из-за этой пленки Бессонов и расстался с надеждой получить майора, хотя большая звездочка вот-вот должна была свалиться ему на погоны.
Дело в том, что съемку на этой пленке вел, по всей видимости, убийца Воловика, и начальство очень интересовалось, откуда у журналистки Бессоновой эта пленка. Интересовалось именно у него, у ее бывшего родственника, бывшего отчима, подозревая, видимо, что без его помощи тут не обошлось.
А капитан Бессонов не знал об этом абсолютно ничего. Он попробовал завести об этом разговор с Наташей, но нарвался на пожелание пойти ко всем чертям собачьим вместе со своим начальством и даже впереди него, чтобы разведать оперативную обстановку в том месте, куда Наташа их послала. Об этом пожелании Бессонов в своем рапорте ничего не написал, но зато подробно изложил все, что ему было известно о взаимоотношениях Наташи с Панфиловым. Начальство больше не беспокоило его.
Увы, не побеспокоило оно его и для того, чтобы присвоить ему очередное звание. Мало того, намекнули, что перспектива эта отодвигается в неопределенное будущее, что все теперь зависит от него самого, от его инициативы и активности, от качества и результативности его работы…
Словом, Бессонов махнул рукой на майорскую звездочку и расстался с надеждой на повышение звания.
Особо сильных чувств по поводу Наташиной смерти Бессонов не испытывал. Наоборот, было что-то похожее на удовлетворение.
Бессонов хотел накинуть простыню на Наташино тело, но передумал, сообразив, что сейчас все равно нужно будет делать фотографии, и показал знаком своему криминалисту – давай, мол, действуй.
– Да, и пальчики внимательно везде посмотри, – сказал он. – Есть у меня подозрение, что тут один мой знакомый побывал.
По лестнице санитары «Скорой» несли на носилках убитого милиционера. За ним врач помогал спускаться раненному в руку сержанту.
– Остальные живы? – спросил Бессонов.
– Целы, – произнес сержант, морщась от боли. – Хорошо стреляет, сука!
На крышу Бессонову подниматься не пришлось, чему он был даже рад. Высоты он не любил, побаивался ее, хотя и мог себя заставить посмотреть вниз из окна на последнем этаже московской высотки. Но совершать над собой подобное насилие Бессонову вовсе не нравилось.
Следом за раненым вниз спустились Аркадий Поздеев с хмурящимся Грызловым.
– Привет снайперам! – усмехнулся Бессонов и посмотрел на Поздеева. – Уложил?
– На этот раз не угадал, капитан! – усмехнулся Аркадий. – Он так перепугался, что я в него попаду, что с крыши вниз сиганул. Спускайся, сам посмотришь.
Бессонов заторопился вниз. Похоже, это дело так или иначе придется забирать из райотдела в ведение ФСБ. Если к нему имеет отношение Панфилов, то придется это сделать волей-неволей.
Ведомство, в котором служил Бессонов, давно интересовалось этой фигурой и даже как-то открывало на него охоту, закончившуюся, правда, ничем. Потом начальство вроде бы потеряло к нему интерес, но Бессонов знал, что его начальство не теряет интерес ни к кому и никогда.
Если Контора заинтересовалась тобою раз – этот интерес сохранится до твоей смерти, и даже после нее в архиве будет храниться дело, в котором содержится подробное досье на тебя.
Ситуация, таким образом, сама вынуждала Бессонова активно включиться в эту историю с двойным убийством. А о том, что убитая имела когда-то отношение к Бессонову лично, вернее, к той женщине, что когда-то была его женой, не обязательно упоминать в протоколе.
Те, кому положено, сами об этом узнают, а кому не положено, и знать не будут.
…Труп свалившегося с крыши мужчины был обнаружен и огорожен белыми ленточками. Он лежал в свете фар специально подогнанной машины, и с первого взгляда видно было, что это не Панфилов.
Лицо погибшего было бледным, но не обезображенным. Он упал на ровный асфальт и не получил видимых повреждений, но из-под затылка вытекала небольшая струйка крови, которая не оставляла сомнений, что допрашивать этого человека уже не придется никому и никогда.
Врач «Скорой помощи» убедился, что мужчина мертв, и уехал, сказав, что у него еще два срочных вызова. Он пообещал прислать другую бригаду. Бессонов наклонился над трупом, пошарил по карманам.
Удостоверение сотрудника уголовного розыска Тимирязевского отдела на имя капитана Васильева он передал милицейскому капитану и велел связаться с Тимирязевским и уточнить, есть ли у них такой капитан.
