воду?
Глава 5
После случая на реке, Саша заболел, две недели не работал и не ходил в школу. С Таней они каждый вечер встречались у свих окон и подолгу вели разговор на языке буквенных знаков, который они уже так освоили, что понимали друг друга с полуслова. Чтобы внести какое-то разнообразие в это переговоры, Таня предложила изъясняться по-немецки и от души смеялась над его корявыми предложениями, которые он строил по русскому образцу, совершенно пренебрегая порядком слов, путая времена глаголов и падежи существительных. Она рассказывала ему обо всех новостях, которые приносила из школы, и подбадривала, угадывая по образцу мыслей его слабость и скуку. Она очень стеснялась отца Саши и поэтому не приходила к нему домой.
Между тем Ковалев Петр Андреевич был добродушным человеком, флегматичным по темпераменту, и неутомимым шутником. Действительным главой семьи была мать Мария Сергеевна, и он подчинялся ей во всех житейских вопросах. И лишь когда дело касалось крупных семейных проблем, мать не позволяла себе миновать его волю. Пил он редко и, пожалуй, только будучи пьяным чувствовал себя хозяином в полном смысле этого слова. Мать тогда только поддакивала ему, исполняя все распоряжения и осторожно старалась склонить его ко сну. Зато на следующий день она с лихвой восполняла чувство утраченных прав и ругала его на чем стоит свет. Трезвого вывести из равновесия его было также трудно, как пьяного убедить в неправоте и заставить повиноваться. Его худоба в сравнении с располневшей женой была также разительна, как и разница в характерах этих людей. Но, видимо, именно эта разница сближала их, и они мало нуждались в друзьях и знакомых, находя понимание, если не в делах, то в разговорах, которые они очень часто вели меж собой. У них были одинаковые взгляды и на политику, и на начальство, которое они друг у друга не знали, и на людей со двора. Отец работал столяром и был, что называется, мастером своего дела. Вся мебель, что имелась в квартире, была изготовлена им самим и самым тщательным образом. Делал он все неспеша, но на совесть. С сыном у них сложились прохладные отношения, но дочь он любил. В пять лет он выучил ее читать и считать, часто сам мастерил ей игрушки и играл с нею с удовольствием и азартом ребенка. Новым важным занятием для него стал огород. Он начал строить там небольшой домик, вырыл колодец, поставил забор и по пути с работы непременно заходил на участок и что-нибудь поправлял или делал заново. Деньги он видел лишь в аванс и получку, когда отдавал жене, но был скуповат и ревностно относился к каждой покупке. Порой трудно было понять, что он испытывал в большей мере: удовлетворение от новой рубашки или беспокойство по поводу истраченных денег.
Домостроительный комбинат, где он работал, находился далековато от дома, но из-за того, что автобусы ходили окружным путем, он обыкновенно ходил пешком, и мать однажды предложила поменять квартиру. Сначала он отнесся к этому с недоверием, но со временем стал поговаривать о разумности этой идеи. Как-то раз он пришел с работы навеселе и объявил, что нашел клиента, с которым можно сделать обмен...
Известие это застало Сашу врасплох. Он знал о консерватизме отца и был убежден, что разговор об обмене давно им забыт. Такой поворот событий был связан с серьезными переменами в отношениях с Таней, и Саша призадумался и приуныл. Он припомнил случай, когда его товарищ, переехав в другой район города, вскоре бросил встречаться с девчонкой, которая, по его же словам, прежде ему была дорога. Познакомился там с другой. Ковалев сейчас не думал о себе. Он, конечно же, ни с кем не познакомится. Он думал о Тане. Они будут жить далеко друг от друга, реже встречаться, и она отвыкнет, разлюбит и забудет его. Да еще этот Вадим... Он тут ближе и, конечно, использует новые обстоятельства в своих целях. То ему приходили примеры из книг, когда люди годами бывали в разлуке и сохраняли свои чувства и даже больше переживали и любили друг друга.
Он долго не мог сказать об этом Тане, но однажды, когда здоровье его поправилось и они сидели у нее дома и строили планы на лето, Саша рассказал о решении родителей. Таня встревожилась. Она не нашла слов, чтобы выразить свое отношение к тому, что услышала, и долго молчала, вопросительно глядя ему в глаза. Потом, как будто удостоверившись в том, что он говорит серьезно, справившись с недоумением, она склонила свою голову к его груди и шепотом переспросила:
- Это правда?
- Да, и на днях мы уже переедем.
- Мы не забудем друг друга. Правда?! - после долгой паузы и утверждая и спрашивая проговорила она.
Саша вместо ответа обхватил ее голову руками и прижал к себе. Он хотел сказать: 'Я никогда тебя не забуду и буду любить всю жизнь'. Но какой-то внутренний голос остановил его. Он остро почувствовал, что не может высказать ей сейчас то, что думает. Он не мог поделиться теми сомнениями и опасениями, которые занимали его воображение и беспокоили. Он переживал случай на улице, переживал предстоящий переезд, но он не мог признаться ей в этом. Напротив, что-то побуждало его скрыть то, что было у него на душе. Он не мог обнаружить себя такого, каков он был на самом деле. Он интуитивно чувствовал, что должен быть сейчас перед нею каким-то другим. Каким именно, он еще не знал, но знал определенно, что должен быть непременно другим. Какое-то внутреннее чутье подсказывало ему где он должен был искать подходящие слова и поступки, но эти слова и все его поведение ни в коем случае не должны были выражать его внутреннее состояние. Они должны были выражать нечто противоположное тому, что он переживал, обратное тому, о чем думал. Он должен был лгать ей и своим поведением и своими словами. Она лишь недавно на реке сказала ему, что любит его и в шутку назвалась невестой, но он не мог ей сказать то же самое, не мог повторить ее же слова.
- Я буду встречать тебя из школы. Хорошо?! - тихо прошептала она.
- А я стану провожать тебя домой, - добавил он.
- Да здесь не так и далеко, - подняв голову и оживившись сказала Таня.
- Ведь твой отец всегда ходит пешком.
Она видела, что ему грустно, и хотела как-то утешить его. Ей и самой было грустно, но она впервые почувствовала его беспомощность, и ей стало жаль его. Он попытался улыбнуться, но улыбка у него получилась вялой и неестественной. 'Неужели он и впрямь так сильно переживает предстоящий переезд. Или он ревнует меня к Вадиму? Но это так глупо. Я, пожалуй, скоро забуду, как и звать-то его', - рассуждала она.
Вечером они собирались сходить на танцы, где не появлялись уже около месяца, но никакого настроения у обоих не было, и Таня спросила:
- Может не пойдем сегодня в ДК?
- Как хочешь, - отозвался Саша, - но ведь Валя должна зайти за нами. Одна она не пойдет пожалуй.
- Это верно, надо идти. Ты хоть на заводе что ли присмотрел бы какого-нибудь парнишку да познакомил бы ее с ним, а то как-то неловко получается: нас двое, а она одна.
- Нет у меня таких знакомых парней. Один есть, так он встречается с девчонкой. Что у вас в школе ребята перевелись?
- Школярами она пренебрегает. Нет самостоятельности у них, солидности. А те, что закончили школу, в Армии служат. Был у нее друг, да перехватили его (девчонки есть ловкие - палец в рот не клади) сейчас тоже служит. Прислал ей письмо, извинялся, что так поступил, но ничего с собой поделать не мог. 'Занесло', - говорит. А девчонка она хорошая, намного лучше меня, и я замечаю, между прочим, что к тебе она не равнодушна. Но я ей тебя не уступлю, так и знай.
- Какую чепуху ты говоришь, Таня.
- Да, да, да, да! Ты вот понаблюдай за ней и скажешь, что я права.
Раздался звонок, и Таня выбежала в прихожую. Вошла Валя веселая и возбужденная.
- Вы еще не собрались? - удивилась она. - Времени-то уже скоро семь.
- Легка на помине, - перебила ее Таня. - Мы только что о тебе говорили.
- Интересно, что же вы могли обо мне говорить такое...
-Сашка спрашивает меня: 'Что это ее нет так долго?' А я ему: 'Она может и не прийти сегодня'. Не может быть, говорит, такого. Пообещать и не выполнить - это не в ее стиле'. А я говорю ему: 'А вот сегодня она может так и сделать или заявится с симпатичным юношей'. А он мне в ответ: 'Ты, говорит, соображаешь, Татьяна, какую глупость ты несешь?'. Прямо так и сказал. И тут ты звонишь. Здрасьте! Саша с улыбкой наблюдал эту сцену.
- Не верь, Валя, ни одному ее слову. Мы и впрямь говорили о тебе, но совсем не в этом духе...
