века, — бездарности советского правительственного аппарата, всеобщего разорения страны, выжидательной стратегии союзников, можно было рассчитывать года на два, на три. Но разгром был неизбежен абсолютно. На все полтораста процентов. Никакие Клаузевицы и «тигры» тут ничему бы не помогли.
А.Ф. Керенский, если верить газетным сообщениям, предсказывал: Сталина Гитлер, во всяком случае, разобьет. Я был уверен: Гитлер кончит свои дни на виселице, тут я слегка ошибся. В своей последней предвоенной статье, написанной из Германии, я свою точку зрения сформулировал на смеси эзоповского языка с нижегородским: «разумную цену освобождения от коммунизма русский народ уплатит с благодарностью, за неразумную — морду набьет».
Германия смыла с меня последнее, что во мне осталось от какого бы то ни было уважения ко всему, носящему гордую этикетку «гуманитарная наука», наука о человеке в его общественной жизни. Здесь, в Германии — родина научной этики и нравственные инстинкты ботокудов. Здесь родина философии права и практика силы, творящей право. Здесь родина научной психологии и полное непонимание ближнего своего. Здесь родина философии истории и абсолютное непонимание основных движущих сил человечества. Здесь родина научной стратегии: единственная в истории Германии настоящая победа — победа над вдвое слабейшей Францией. ЕСЛИ в мире существует гуманитарная наука, то победа Германии неизбежна. Если в мире существует человеческая совесть, человеческая свобода, и человеческая душа — разгром Германии неизбежен. Или — или. Entweder — oder. Но, если разгром Германии неизбежен, то значит, что вся сумма гуманитарных наук есть «богословская схоластика и больше ничего».
Зап. Германия
