Холодной водки рюмку поднеси.
К себе подвину я с икрой розетку
И есть начну, как ели на Руси.
Я буду есть спокойно и широко,
Неторопливо, сильно, глубоко,
Самозабвенно, просто и высоко,
Светло, сердечно, страстно и легко.
Доем обед свой я с улыбкой строгой,
Скажу тебе последнее merci,
Перекрещусь пред дальнею дорогой
И двинусь в путь по матушке Руси.
БОРЩ (подтягивает). И двинусь в путь по матушке-е-е-е Руси-и-и-и-и! Ну вот, хоть это знаешь (пьет, дает глотнуть Ларисе). Теперь прогони чего-нибудь наизусть.
ЛАРИСА. Что?
БОРЩ. Ну что знаешь. Из Гоголя, например: 'А на следующий день снова объелись'. Ну, про индюка? Петух Петр Петрович?
ЛАРИСА. Я не знаю.
БОРЩ. Из Гиляровского? 'Обед у Тестова'? 'Кузьма резал дымящийся окорок, подручные черпали серебряными ложками зернистую икру и раскладывали по тарелочкам. Розовая семга сменялась янтарным балыком... Выпили по стопке эля 'для осадки'. Постепенно закуски исчезали, и на месте их засверкали дорогого фарфора тарелки и серебро ложек и вилок, а на соседнем столе курилась селянка и розовели круглые расстегаи'.
ЛАРИСА. Я отрывков наизусть не знаю.
БОРЩ. Еб твою мать! Как же с тобой развлекаться? Ты который год сидишь?
ЛАРИСА. Второй месяц.
БОРЩ. И ничему не научилась до сих пор? Ты что, весь срок хочешь с веником проходить?
ЛАРИСА. Я два стриптиза знаю. Мясной и десертный.
БОРЩ. Ну вот, хоть что-то. Давай мясной.
Лариса встает, начинает, неловко пританцовывая, снимать с себя робу.
ЛАРИСА. Как панцирь с раковой шейки, сваливается юбка с моих бедер (снимает юбку). Как прозрачная кожица с сырокопченой колбасы, слезает ночная рубашка с меня (снимает с себя майку). Как пустотелые клешни омара, сваливаются туфли с ног моих (снимает ботинки). Как кожица с телячьих сарделек, стягиваются чулки с ляжек моих (спускает чулки). И как... как... виноградный листок с долмы, так падают трусики мои (снимает трусы. Задумывается, потом продолжает показывать части своего тела). Плечи мои похожи на грудки жаренных куропаток, груди мои нежны и упруги, как ветчина, живот мой гладок, как спинка заливного поросенка, ягодицы мои сочны, как рождественские индейки, а между нежных, как копченая семга, бедер моих помещается опьяняющий... это... опьяняющая... ну, как... такая... сверху шершавая, а внутри липкая, ее лимоном поливают, а она пищит?
БОРЩ. Устрица, устрица, еб твою мать! Самое главное и забыла.
ЛАРИСА. Зато я десертный стриптиз знаю без запинки.
БОРЩ. Хватит (плюет на пальцы, гасит ими свечу).
Сцена погружается в темноту.
БОРЩ. Иди сюда.
ЛАРИСА. Но... я не знаю экологически нечистых поз.
БОРЩ. Не важно.
ЛАРИСА. А почему ты... меня выбрал?
БОРЩ. Это тоже не важно. Давай сюда руку. Наклонись ниже. Да не бойся ты, еще ниже. Сожми это. Сильнее. Еще сильнее. Теперь потрогай здесь. Засунь туда пальцы. Я сказал, не палец, а пальцы. Глубже! Глубже! Расслабь свой пресс. Расслабь совсем. Левую руку сюда. Сейчас будет немного больно. Вот так. Больно?
ЛАРИСА. Очень.
БОРЩ. Теперь медленно двигайся. Не быстро, медленно, медленно. Вот хорошо. Теперь представь синий круг и красную ослиную голову в центре. Представила?
ЛАРИСА. Представила.
БОРЩ. А теперь кончай.
Лариса и Борщ бурно кончают.
БОРЩ (со вздохом облегчения). Хорошо, что у тебя все узко.
ЛАРИСА. Тебе понравилось?
БОРЩ. Я люблю, когда узко.
Пауза.
ЛАРИСА. Борщ.
БОРЩ. Чего тебе?
ЛАРИСА. Долго они еще меня бить будут?
БОРЩ. Станешь посудомойкой, перестанут бить.
ЛАРИСА. А сколько ждать?
БОРЩ. Год.
ЛАРИСА. А быстрее нельзя?
БОРЩ. Нельзя. Хватит пиздеть. Разбуди меня через час.
ЛАРИСА. Хорошо.
Пауза.
ЛАРИСА. Борщ.
БОРЩ. Ну что еще?
ЛАРИСА. А правда, что за убийство курицы дают уже четыре года?
БОРЩ. Правда.
Долгая пауза. Люк внезапно распахивается, в него заглядывают женщины со свечами. Голый Борщ и Лариса лежат на кровати.
БОРЩ (просыпаясь). Вы что, суки, закон забыли? А-ну пошли на хуй!
СТУДЕНЬ (расталкивая женщин). Борщ, там Рассольник в больничке кончается, тебя зовет.
БОРЩ (устало трет лицо). Кончается или уже?
СТУДЕНЬ Еще дышит.
БОРЩ (Ларисе). Одень меня.
Лариса одевает его. Он поднимается по лестнице.
Сцена IV
Лагерная больница. Вокруг койки Рассольника толпятся заключенные. Подходят Борщ и Студень.
РАССОЛЬНИК (слабым голосом). Повара, останьтесь. Остальные - вон.
Часть заключенных выходит. Остаются семь поваров и два повара в законе Борщ Московский и Царская Уха.
РАССОЛЬНИК. Ну что, братва, настало время вашему шеф-повару приготовить банкет Господу Богу.
ПОВАРА. Да брось ты. Рассольник... поправишься еще, не бзди. Лепило стелоран привезет, мы ему шесть лимонов кинули... ты ведь мужик здоровый, осилишь...
БОРЩ. Мы с тобой еще оленя на вертеле отгрохаем. РАССОЛЬНИК. А... Борщ. Хорошо, что ты здесь. Сядь поближе.
Борщ садится к нему на кровать.
РАССОЛЬНИК. Нет, братва. Не поможет мне ни стелоран, ни шесть лимонов... Посадите меня (его сажают). Дайте водки.
УХА. Тебе нельзя.
РАССОЛЬНИК. Мне уже все можно. Не спорь со мной.
Почки-В-Мадере вопросительно смотрит на Царскую Уху. Уха кивает. Почки-В-Мадере вынимает из кармана металлическую фляжку, дает Рассольнику. Рассольник отпивает, морщится, отпивает снова.
РАССОЛЬНИК. Вот хорошо... братва, слушай меня внимательно. Есть три законных наказа. Первый. Питерскую бригаду - на ножи.
ПОВАРА. Сделаем, Рассольник! Кровью умоются гады! Век говядины не есть! Заебем, высушим и прах развеем!
РАССОЛЬНИК (отпивает из фляжки). Второе. Лагерь после моей смерти держит Царская Уха. Ясно?
ПОВАРА. Ясно.
УХА. Все будет в норме, Рассольник. А какой третий наказ?
РАССОЛЬНИК. Третий?.. (Вздыхает.) Погоди, дай передохну. Водочка хороша. В кости пошла. Братва, дайте пожевать перед смертью.
УХА. Холодильника сюда!
Входит Холодильник, открывает холодильник.
РАССОЛЬНИК.
