— А тут подвал и нет ничего!
— Вниз… — Ребров закашлялся. Штаубе подволок Сережу к люку, Ольга поднялась, приняла его. Потом спустили Реброва, промежуточный и жидкую мать.
— Сегменты, — пробормотал Ребров.
— Чьи? — Ольга и Штаубе переглянулись.
— Все.
Ольга вынула из кармана свой и сережин, Штаубе забрал у Реброва, пошарил в карманах:
— Есть.
Ребров прижался лицом к бетонному полу:
— Разложите по углам… в порядке иерархии. Большой шкалой к центру бункера… красным краем к правым сторонам… ко всем правым…
Ольга и Штаубе двинулись к углам.
— Они мне ноги отрезали? — приподнялся на руках Сережа.
— Где мои ноги?!
— Здесь, здесь, — бормотал Штаубе.
— Дестнитку… через концевое…
— Крестом?
— Да.
Через минуту дестнитка была продета во все четыре сегмента. Ольга достала шарие, пустили по нитке. Шарие покатилось, мягко жужжа.
— Плывет… там я дальше не знаю… — шептал Ребров, — но там… там просто уже…
— Вы это корректируйте, — Штаубе следил фонарем за шарием.
— Ноги… ноги! — плакал Сережа, трогая в темноте свои голые ноги.
— Натянули слабо, — бормотал Штаубе.
Шарие остановилось.
— Витя! Что теперь? — Ольга склонилась над подрагивающим шарием.
— Я… точно не знаю… — шептал Ребров.
Штаубе осветил пол под шарием, тронул еле заметный выступ, который оказался стальной пластиной, замаскированной под бетон.
Штаубе сдвинул пластину. Под ней была замочная скважина.
— Ключ?
— На… шее… — прошептал Ребров.
Сережа рыдал.
— Ключ! Ключ! — закричала Ольга.
— На шее… — шептал Ребров.
Ока бросилась к нему, пошарила на шее, сняла цепочку с плоским длинным ключом, передала Штаубе. Он вставил ключ в скважину, повернул. Послышалось гудение, пол дрогнул поехал вниз.
— Едем, Витя! — Ольга гладила его по голове. Спуск в бетонную шахту был долгим: освещенное отверстие люка сузилось, превратилось в слабенький огонек, он пропал во тьме. Пол остановится. Ольга посветила фонарем: кругом бетонные стены, в одной из них металлический щит с замочной скважиной. Штаубе вынул ключ из скважины в полу, передал Ольге. Она вставила ключ, повернула. Щелкнула пружина, щит сдвинулся, открыв металличеcкoe углубление со сложным профилем и множеством отверстий.
— Витя, смотри! — Ольга светила в углубление.
Лежащий на полу Ребров не отвечал.
— Виктор Валентиныч… — подполз к нему Штаубе, — коррекция.
Ребров молчал, Штаубе перевернул его на спину. Ольга посветила: полуприкрытые паза Реброва были неподвижны.
— Витя! Витя! Витя! — Ольга стала бить его по щекам.
— Холодно… — плакал Сережа.
— Погоди, я понял, — Штаубе подполз к ящику с промежуточным блоком, — посвети-ка…
Ольга посветила. Штаубе открыл ящик, стал вывинчивать крепежные винты.
— Оль, Оль, мне гвозди вбили! — зарыдал Сережа, подползая к ее ногам. — Оль, ты не скажешь? Не скажешь?
— Отстань! — крикнула Ольга.
Сережа рыдал, зажав себе рот, Штаубе стал вынимать промежуточный из ящика:
— Помогите…
Ольга помогла ему.
— Догадался, додумался, старая жопа! — засмеялся Штаубе.
Они поднесли промежуточный к стене и вставили в углубление. Профиль промежуточного совпадал с профилем углубления. Штаубе повернул рычаг поперечной подачи, сдвинул гнек на 3, перевел рейку на 5, оттянул параклит:
— Что на раскладке было перед «прыжком»?
— «Пауза».
Штаубе тронул рычаг продольной подачи. Гнек завращался. Штаубе перевел параклит на автореверс, сдвинул рейку на 7. Когда красные риски параклита и щека совпали, он потянул кольцо. Раздался свист; все оси погрузились в гнезда, стена задрожала и поехали вправо. Как только она достигла крайнего положения, послышалось гудение движка, в открывшемся пространстве вспыхнул свет. Штаубе вцепился в чемодан с жидкой матерью, пополз с ним вперед. Ольга поволокла Сережу и Реброва.
Они оказались в просторном бетонном бункере. Посередине стояли четыре разделочных пресса ПРМ- 118. В пол была вмонтирована никелированная воронка.
— Господи, помилуй… Господи, помилуй… — крестясь, Штаубе подполз к воронке, подтянул чемодан с жидкой матерью, стал стамеской срывать замок.
— А вы взорваться хотели! — нервно засмеялась Ольга и разрыдалась.
— Все, все. Господи, все… — Штаубе вытянул пробку, наклонил чемодан. Бурая жидкость потекла в раковину.
Ольга разделась, стянула с Сережи свитер. Мальчик закричал.
— Милый, потерпи немного… нет! Я не верю! Сереженька! Витя! А вдруг не сработает?! За что! За что же нам?! — рыдала Ольга.
— Все, все… — Штаубе бросил опустевший чемодан, стал раздеваться.
Ольга подняла Сережу, положила его на станину пресса. — Оль, уже? — спросил он.
— Да, милый, — она вложила его неподвижные, посиневшие ноги в крепежные углубления. — А руки — туда…
Сережа сунул руки в крепежные отверстия.
— Раньше времени тоже… не надо… — голый Штаубе подполз к Реброву, принялся развязывать шнурки на его ботинках.
— Штаубе, милый, я не могу! — засмеялась Ольга, размазывая кровь по лицу. — Мы пришли!
— Не надо раньше… помогите мне…
Вдвоем они раздели Реброва, уложили на станину.
— Там рычаг… — Штаубе полез на свой пресс.
— Я знаю, — Ольга повернула красный рычаг на прессе Реброва, потом на прессе Сережи.
Штаубе дотянулся до своего рычага, повернул:
— Быстро надо…
Ольга бросилась к своему прессу, легла, повернула рычаг.
Прессы заработали. Их головки стали опускаться, раскрываясь.
— Оль! — позвал Сережа.
— Молчи! Молчи! — радостно плакала Ольга.
— Вот… — Штаубе закрыл глаза, облизал потрескавшиеся губы.
Граненые стержни вошли в их головы, плечи, животы и ноги. Завращались резцы, опустились пневмобатареи, потек жидкий фреон, головки прессов накрыли станины. Через 28 минут спрессованные в
