Она подхватила бумажник и сунула его в свою сумочку.
— Сожалею, Пат, но у меня ничего нет для тебя. В том случае если только полицейский департамент не захочет взять меня на службу.
— Понятно, — пробормотал он. — Могу себе представить. Ладно, тебе лучше убраться отсюда до прибытия прессы. Они и так раздуют это дело, и я вовсе не хочу, чтобы они наткнулись тут на тебя.
— Не обращай внимания, малыш.
— Если что-нибудь узнаешь, дай мне знать.
— Разумеется.
— Пройди через черный ход.
По дороге к выходу я обернулся.
— Может быть, ты будешь так любезен и известишь меня о том, какой оборот примет дело?
Губы Пата скривились в усмешке:
— О'кей, крошка.
Ужинали мы бифштексами у Вельды. Это был домашний ужин, одно из тех мероприятий, которые она обставляла с особой тщательностью. На ней был совершенно свободный в талии синий шелковый халатик, так что когда она расхаживала по квартире, перед взором соблазнительно маячили ее обтянутые шелком бедра и ягодицы. Когда же она уселась напротив меня, отвороты халатика едва запахнулись, открывая глубокую ложбинку между грудями, и стоило ей слегка повести плечами, как отвороты расходились, давая мне возможность насладиться красотой ее бюста.
Наконец я отодвинул тарелку. Бифштекс был съеден, но вкуса его я не почувствовал. Она налила мне кофе, улыбнулась и сказала:
— Видишь, чего тебе не хватало все это время.
— Ты чертенок, — я вынул из кармана сигареты, сунул одну в рот и сказал: — Дашь мне прикурить?
Вельда потянулась за сумочкой, вытряхнула из нее кучу всякой ерунды, после чего нашла спички и дала мне прикурить.
Складывая все обратно, она вдруг помедлила, держа в руках мой бумажник, и сказала:
— С какой стати было заключенному посылать тебе эту штучку?
— Ты же видела письмо. Это входит у них в программу перевоспитания.
— Да нет, я не то имею в виду. Если такие вещи посылают хорошо известным людям, то уж, конечно, им известно о роде их занятий. Особенно о твоем. Очень плохо, что тут нет фамилии того, кто это сделал.
— Давай поглядим.
Я взял бумажник и развернул его. Он был стандартного фасона, с отделениями для визитных карточек, прорезью для удостоверения личности и кармашками для счетов.
— Пусто, — сказал я. — К тому же все вещи проверяются во избежание пересылки заключенными посланий на волю. Это просто рекламный трюк.
— Может быть, там есть потайное отделение? — засмеялась она.
Но я не смеялся. Я уставился на бумажник, затем стал ощупывать линию сгиба. И наконец я нашел его — хитро спрятанный потайной кармашек, который очень трудно найти при поверхностном осмотре... Там-то и была записка.
Она была написана карандашом крошечными заглавными буквами на клочке туалетной бумаги. Я прочел ее дважды, чтобы быть уверенным, что не ошибся. Каждое слово по отдельности.
“Дорогой Майк! Я услышал по радио про убийство рыжеволосой девицы. Моя сестра была знакома с ней и с девчонкой Постон тоже. Я подумал об этом только сейчас. Когда я узнал про смерть Постон, я не придал этому значения, но последняя смерть встревожила меня. Вот уже четыре месяца от Греты нет никаких известий. Найдите ее, пожалуйста, и попросите написать мне. Я заплачу вам, когда выйду отсюда.
Гарри Сервис”.
Вельда взяла у меня записку и, нахмурившись, прочла ее.
— Постон, — сказал она тихо. — Элен Постон. Так звали школьную учительницу, которая покончила с собой.
— Да, это она.
— А этот Гарри Сервис, разве он...
— Да, это я засадил его.
— Тогда почему же он написал именно тебе?
— Может, он не имеет на меня зуба за это. Кроме того, он не из тех парней, которые доверяют копам.
— Что же ты собираешься делать, Майк?
— А что я могу сделать, черт побери!
— Передай это Пату.
— Замечательно! Сразу же все узнают, какая я первостатейная сволочь. Гарри пришлось немало
