начальство рассматривало как шутку, а один коллега даже покрутил пальцем возле виска.
И тогда Баранов решился. Купив билет на самолет, он отправился в Москву. Если он, капитан милиции из заштатного городка, понимает всю важность встречи с Васей, то Центру сам бог велел заняться этим Контактом.
Дежурный на Огарева невозмутимо выслушал его и записал на прием к начальнику одного из отделов. Правда, принять Баранова смогут только через два дня.
- В гостиницу вы не попадете, - заверил дежурный. - Лето сейчас, добавил он солидно, как будто зимой все номера гостиниц свободны для любого приезжего. - Рекомендую поехать в загородное общежитие МВД. На электричке всего полчаса. Я туда позвоню.
Измученный дальней дорогой и томительной неизвестностью, Баранов задремал в электричке. И когда его разбудили слова: 'Спим, милиция? В Бирюлево приехали. Тебе не здесь выходить?' - он не сразу понял, где находится. Еще не пришедший в себя ото сна, Баранов рассеянно повел глазами и вдруг автоматически задержал свой взгляд на руке мужчины, который держался за спинку сиденья. Было в этой руке нечто особенное... И внезапно Баранов понял, что его внимание было привлечено татуировкой. Нет, то была не спираль, как у Васи, а какая-то стрелочка. Но она тоже - тоже! - странно мерцала. И, помимо воли, у него выдавилось хриплое: 'Вася!'
Высокий блондин с татуировкой на руке недоумевающе уставился на капитана милиции.
- Извините, обознался, - пробормотал Баранов, но его натренированный глаз уже уловил несомненное сходство незнакомца с Васей.
И когда блондин сошел в Бирюлеве, Баранов, помедлив, вышел за ним.
14
Мы поселили Федора на даче, и пока не начался учебный год, в основном возился с ним Максим. Потом нашего друга - моя квартирная хозяйка не возражала - перевезли ко мне. В быту Федор был тих, малозаметен, любил лежать на диване и слушать джатаки [нравоучительные новеллы-притчи, главным героем которых является Будда]. За город выезжали только по выходным.
Случилось это в один из вечеров в середине сентября. За окном уже стемнело, шел мелкий занудливый дождь, и Федору вдруг взбрело в голову прогуляться. Мы с Максимом сидели у электрокамина, беседовали, и нам вовсе на хотелось менять эту уютную обстановку. Так что Федор отправился на прогулку в одиночестве. Сначала все было тихо и спокойно, а потом от соседней дачи донеслись до нас истошные вопли. В тревоге мы выскочили на крыльцо и тут же увидели, как Федор, неуклюже подпрыгивая на бегу, несется по тропинке в сторону станции: он явно кого-то преследовал. Мы помчались следом, и скоро догнали его у мостика.
Федор был крайне возбужден, пытался вырваться и продолжать погоню. Знаками, уханьем он старался нам что-то объяснить, потом задрожал - как тогда в горах - и вдруг вместо Федора на нас уставилось совершенно незнакомое и, надо признаться, удивительно наглое лицо мужчины лет тридцати пяти.
Мы опешили от изумления.
- Кто это? Ты его знаешь? - наконец вымолвил я, обращаясь к Максиму.
- Может, это новый хозяин дачи Гриновского? - неуверенно ответил он.
Лицо незнакомца, меняясь на глазах, преобразилось, и он опять стал походить на нашего Федора.
Мы повели его обратно, напоили чаем и уложили спать. Казалось, что Федор, послушно исполнявший все наши приказания, успокоился. Однако утром он наотрез отказался уезжать с дачи. Делать было нечего - переубедить его мы не смогли - нам с Максимом, сменяя друг друга, пришлось жить на даче. Как выяснилось позже, Федору только это и было нужно.
Теперь каждый вечер Федор отправлялся на прогулки, причем всегда один. Решив проследить маршрут его передвижений, я убедился, что он постоянно кружит около соседской дачи.
На ней появился сторож - отставной пожарник из поселка. Он, как мне стало ясно, был человеком нервным, напуганным и вскоре вооружился двустволкой, оборудовал дачу сигнализацией и прожекторами. Но все эти меры оказались напрасными, потому что однажды вечером дачу все же обокрали. И что мне показалось странным: в тот же вечер Федор устроил сразу две погони с интервалом в каких-нибудь полтора часа. После первой он продемонстрировал нам все то же наглое лицо, после второй - два других.
- Вот этих я знаю! - воскликнул Максим. - Первый - это Гриновский, второй - Синюкаев, бывший рабочий из поселкового магазина, который сейчас, кажется, живет в Москве, хотя иногда и наезжает сюда к своим дружкам...
- Все это очень интересно, - недовольно заметил я, - но что нам теперь делать?
Но оказалось, что Федор решил вернуться в город. Случилось это после того, как появился у него металлический пенальчик, который Федор никогда не выпускал из рук и временами оглаживал, печально гукая.
В городе Федор теперь не слушал джатак, не смотрел телевизор. Он буквально не находил себе места, все время рвался на улицу. Однажды он вернулся совершенно убитый горем, без пенальчика, но зато с червонцем под погончиком куртки. Когда я спросил его о судьбе пенальчика, Федя затряс головой и продемонстрировал новое лицо, четвертое по счету. Только тогда до меня дошло, что деньги были платой за пенальчик.
Я позвонил Максиму, и он неожиданно очень серьезно отнесся к происшедшему, словно пенальчик был парибхогикой [какая-либо вещь, принадлежавшая Будде].
- Надо искать, - потребовал Максим.
- Кого? - изумился я.
- Того, кто купил у него пенальчик, - сказал Максим твердо. - Положись на Федора. Он, я уверен, знает, кого искать и где...
Я с сомнением посмотрел на Федора и поразился: только что он был чуть ли не в отчаянии, а тут преобразился. Наверняка прочитал мои мысли.
Метод поисков, предложенный Федором, показался мне странным. Мы приезжали в район Беговой улицы и прогуливались. От меня требовалось идти на полшага позади Федора и не отвлекаться. Постепенно мы стали ходить вокруг одних и тех же домов, и я начал ловить на себе внимательные взгляды старушек, выходивших подышать свежим воздухом.
Не знаю, сколько бы еще продолжались такие прогулки, если бы в один прекрасный день не произошло следующее. Было около половины третьего, и я уже собирался заглянуть в ближайшую пельменную, как Федор внезапно схватил меня за локоть. Я проследил за его взглядом: он смотрел на двух человек, садившихся в такси. Одного из них я узнал сразу - это был 'четвертый', который, вероятно, и купил пенальчик. Однако Федор уставился на высокого блондина с идеальной атлетической фигурой и рекламно красивой, хотя и несколько надменной физиономией.
Блондин, вероятно, почувствовал на себе взгляд Федора. И случилось неожиданное. Когда он повернулся к нам лицом, то застыл подобно манекену или роботу из фантастического фильма, и тогда Федор... заговорил. Его речь была очень тихая, напоминающая писк, на границе ультразвука, но всего удивительнее было то, что блондин не только слышал Федора шагов с тридцати, но и понимал!
15
Три блестящих черных 'линкольна' мчались сквозь ливневый поток, оглашая визгом тормозов притихшие ночные улочки мелькавших городков. Все двенадцать мужчин, команда полковника Хэйра, угрюмо молчали. Им предстояла серьезная работа. Никто из них, включая и полковника, не верил в реальность инопланетного вторжения, но они были обязаны всерьез готовиться к встрече с 'зелеными человечками'. Такова их работа. 'Марсиане, русские или просто шутники из того же Фриско - какая разница? - думал Хэйр. - На то нас и содержит правительство'.
...На столе у доктора Заборски лежала газета на русском языке.
Переведенная из нее статья 'Опять снежный человек' была отповедью на заметку, появившуюся в местной прессе где-то в глубине России. Все это было бы заурядным явлением, если бы не фотография, иллюстрирующая статью. Джон Заборски смотрел на нее, и его сердце бешено колотилось. Он мог бы поклясться, что точно такое же лицо видел недавно в одной калифорнийской газетенке, сообщавшей о появлении странного блондина, ускользавшего от полиции самым невероятным образом.
Поверх русской газеты лежал неясного предназначения пенальчик из коллекции чудака Риггса, решившего, что эта игрушка неземного происхождения. Накануне этот экспонат прислали Джону на экспертизу. Доктор Заборски машинально взял пенальчик в руки, повертел его в задумчивости и рассеянно опустил в карман.
И тут ему позвонил Тедди Грин.
Заборски жил в десяти милях от Грина, но что-то подсказывало, ему, что нельзя терять ни минуты. Едва
