- Слушай, Келли, - начал я. - Если ты собираешься ее наказать, то лучше оставь эту затею. Черити, конечно, просто мерзкая маленькая шлюха, но на самом деле она еще ребенок, которому с самого начала не повезло в жизни. Она не убивала Гэла.
- Я знаю, что не убивала, и она мне совершенно безразлична. Но я знаю, что убило Гэла, и не остановлюсь ни перед чем. И, насколько мне известно, у меня есть только один путь...
- Ну хорошо, - сказал я, снова роняя голову на подушку. - Что же его убило?
- Милтон рассказал тебе о гаитянской кукле, которую Гэл ей подарил?
- Да, разумеется, рассказывал, но, можешь мне поверить, это пустой номер. Для того чтобы стать жертвой сглаза или порчи, Гэл сам должен был верить в колдовство.
- Хе-хе, Милтон и мне рассказывал то же самое. Мы проговорили с ним несколько часов.
- Тогда в чем же дело?
- Ты наделен богатым воображением, - повторил Келли спокойно. - Давай повоображаем вместе. Милт рассказывал тебе о людях, которые умирают, даже если выстрелить в них из ружья, заряженного холостыми патронами?
- Нет, ноя, кажется, где-то об этом читал. Общая идея, разумеется, та же.
- А теперь вообрази, что все перестрелки или убийства с применением огнестрельного оружия, о которых ты когда либо слышал - все были именно такими, то есть, стрельба велась только холостыми патронами.
- Ну, вообразил. И что дальше? Но он как будто не слышал меня.
- Представь, что каждый раз, когда кого-нибудь убивают, - сказал Келли, ты собираешь множество свидетельств, улик, экспертных оценок, которые неопровержимо доказывают, что стреляли именно холостыми и что человек погиб, потому что верил...
- Я понял. Дальше?..
- А теперь давай представим, что в городе появился преступник, чье оружие заряжено настоящими, боевыми патронами. Как ты думаешь, какая для пули разница, кто во что верит?
Я молчал.
- На протяжении долгого времени люди лепили кукол и пронзали их булавками. Там, где в это верят, это непременно начинается снова. А теперь представь, что кому-то в руки попала кукла, с которой были скопированы все остальные фигурки. Настоящая кукла. Я продолжал лежать неподвижно.
- Тебе вовсе не обязательно знать, что именно у тебя в руках, неторопливо продолжал Келли. - И не обязательно обладать какими-то особенными способностями. Тебе не надо понимать, как работает эта механика, не надо даже ни во что верить. Все, что тебе нужно, это задать кукле определенное направление и слетка подтолкнуть.
- Как? Как ее подтолкнуть? - шепотом спросил я. Келли пожал плечами.
- Назвать куклу чьим-нибудь именем. Или ненавидеть ее.
- Господи Иисусе, Кел, ты спятил!.. Откуда ты знаешь? Ведь этого просто не может быть!
- Ты ешь бифштекс, - медленно сказал Келли. - Откуда твой желудок знает, что нужно усвоить, а что - выбросить вон? Ты это знаешь?
- Некоторые люди знают.
- Но не ты. И тем не менее твой желудок работает нормально. Существует множество естественных законов, которые действуют вне зависимости от того, понимает ли кто-нибудь механизм их действия или нет. Сколько матросов стоит у штурвала, даже не зная толком, как устроен рулевой механизм? Так и я... Я знаю, куда идти и знаю, что достигну своей цели. Какое мне дело, как это действует, и верит в это кто-нибудь, или нет.
- Хорошо, - согласился я. - И что ты собираешься делать?
- Я должен прикончить то, что прикончило Гэла. Голос его по-прежнему звучал сонно, почти лениво, но тон его показался мне очень серьезным, и я не решился расспросить Келли поподробнее. Вместо этого я не без раздражения спросил:
- А зачем ты мне все это рассказываешь?
- Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.
- Что?
- Во-первых, тебе придется некоторое время молчать о том, что я только что тебе говорил. Кроме того, я хочу, чтобы ты сохранил для меня одну вещь.
- Какую? И как долго?
- Я тогда тебе сообщу.
Я, наверное, вскочил бы и как следует на него рявкнул, если бы Келли не выбрал это же самое мгновение, чтобы встать и выйти из спальни.
- Что мне не дает покоя, - сказал он из соседней комнаты, - это мысль о том, мог ли я догадаться об этом полгода назад, или не мог.
Потом я уснул, даже сквозь сон стараясь уловить момент, когда он уйдет. Но Келли двигался тише, чем любой другой человек его габаритов.
Когда я проснулся во второй раз, было уже за полдень. Кукла сидела на каминной полке и злобно смотрела на меня. Такого уродства я не видел еще никогда в жизни.
В следующий раз я встретился с Келли на похоронах Гэла. После похорон мы втроем, включая Милтона, слегка выпили за упокой его души. О куклах никто из нас не говорил. Насколько мне известно, вскоре после этого Келли ушел в рейс так, во всяком случае, думаешь о моряках, когда они вдруг надолго пропадают. Что касается Милтона, то он был занят как всякий доктор, то есть - очень, и мне так и не удалось спросить у него, что он обо всем этом думает.
Чудовищную куклу я оставил на каминной полке, где она пролежала неделю или две. И все это время я гадал, когда Келли вернется, чтобы взяться за осуществление своего плана. Мне казалось, что он явится за куклой, как только будет готов. Выполняя свое обещание, я никому не рассказывал о том, что он мне поведал, и когда ко мне пришли какие-то гости, убрал куклу на верхнюю полку стенного шкафа. Там она и осталась, и со временем я стал о ней забывать.
Примерно месяц спустя я заметил, что в комнатах появился какой-то странный запах. Он был еще очень слаб, и мне не удалось сразу определить, что это такое. Я знал только одно: что бы это ни было, запах мне не нравится. В конце концов я определил, что он исходит из стенного шкафа, и вспомнил о кукле.
Встав на цыпочки, я снял ее с верхней полки и понюхал.
Запах действительно исходил от нее, и меня едва не стошнило. Это был тот самый запах, который многие люди тщетно стараются забыть - запах некротического разложения, как определил бы его Милтон, и я едва сдержался, чтобы не отправить куклу в мусоросжигатель. Но обещание - есть обещание, и я положил куклу на стол, где она сразу же повалилась на бок. Ее странная податливость и мягкость были отвратительны. Одна нога оказалась сломана чуть выше колена и выглядела так, словно у куклы было два коленных сустава. Вся она казалась распухшей и не вызывала ничего, кроме омерзения.
Где-то в кладовке у меня хранился высокий стеклянный колпак, которым когда-то накрывали часы. Я отыскал его, положил куклу на кусок мозаичного линолеума и накрыл колпаком, чтобы не сойти с ума от запаха.
Некоторое время я напряженно работал, встречался с людьми (один раз даже пообедал с Милтоном), и дни летели незаметно. И вот как-то вечером мне пришло в голову снова взглянуть на куклу.
Состояние ее было весьма плачевным. Я старался держать колпак в прохладном месте, но кукла продолжала таять и оплывать, растекаясь по линолеуму омерзительной лужей. В первый момент я подумал о том, что скажет мне Келли, но потом проклял и его, и его мстительные планы, и отнес куклу в подвал.
Со дня смерти Гэла прошло почти два месяца, когда я впервые спросил себя, с чего я вообще решил, что Келли должен вернуться за своей кошмарной куклой до того, как начнет осуществлять свой замысел. Он сказал, что собирается разделаться с тем, что погубило Гэла, и, насколько я его понял, гаитянский божок и был истинным виновником смерти его брата.
Что ж, он добрался до куклы, и я нисколько об этом не жалел. Однажды я даже принес из подвала часовой колпак и, подставив к лампе, вгляделся в то, что осталось от куклы. В луже на линолеуме еще можно было угадать очертания человеческой фигурки и какие-то не до конца оплывшие куски, но все
