не только ему, словно за какие-то мгновения их молекулы смешались.
Следующая картина: Лоис прекращает ссору между одним из отдыхающих и каким-то местным. Словно невзначай оказалась рядом, взъерошила разошедшемуся мужчине волосы, рассмеялась; в ее присутствии насилие казалось немыслимым. Лоис ведет машину по березовой роще, ловко маневрируя среди стволов. И тысяча бытовых картин с Лоис, незабываемой в самом обыденном, - как она держит вилку, поднимает голову, как, затаив дыхание, вся уходит в слух. Вот - она приглашает к завтраку; таким голосом окликают человека, скажем, с веранды, но тем не менее Лоис слышат восемь десятков гостей.
Вот Лоис идет, вот она просто стоит, пишет что-то, говорит по телефону... Воспоминания о каждом миге подсмотренной им жизни могли наполнить душу, утолить ее жажду.
И так почти две недели: утреннее пробуждение рядом с Беверли, завтрак, купание, лодка, дальние прогулки с женой и запретная одержимость другой женщиной, скрытая за фасадом выхолощенных ритуалов супружества. Пусть, уткнувшись в газету, он на самом деле тщательно изучает не спортивную хронику, а отпечатавшиеся в памяти черты лица Лоис; и в том, и в другом случае он никогда не поделится с Беверли своими переживаниями, так какая ей разница? В первые годы брака она, наверное, выразила бы недовольство. Какой смысл в поездке, если он ведет себя так же, как дома? Но на данной стадии их отношений Янси превратился для жены в почти незаметно-привычный, но необходимый аксессуар семейной жизни, от которого и ждут, чтобы он вел себя как обычно.
Но способность скрывать свои чувства не была беспредельной. Янси не знал, где пролегает роковая черта, и что может заставить переступить ее, но когда сделал это, полностью сознавал смысл происходящего.
В четверг (они уезжали в воскресенье), после обеда, Янси предложил Лоис прийти к ним вечером. Он выпалил приглашение одним махом, слова тогда словно материализовались и повисли в воздухе, а он, пораженный своей смелостью, смотрел на них и в панике думал: 'Я, наверное, сошел с ума...'. Однако Лоис любезно приняла приглашение, и Янси спасся бегством.
Предстояло еще, конечно, сообщить Беверли о намечавшейся вечеринке. Он не знал, как это сделать, а потому заранее продумал несколько вариантов поведения в ответ на возможную реакцию жены. Как бы то ни было, визит состоится. Он даже не пытался предугадать, как пройдет вечер, что, вообще-то говоря, странно для человека с таким богатым воображением, имея в виду придуманные способы вызвать у Беверли прилив гостеприимства.
- Слушай, Бев, - заявил он, отбросив предисловия, когда нашел жену позади центрального здания, где она метала подковы. - После обеда к нам заглянет Лоис.
Беверли метнула подкову, внимательно проследила, как та упала па землю, подскочила и, наконец, замерла. Потом обернулась. Глаза жены были широко распахнуты, - впрочем, как обычно, - словно зеркала. Что она сейчас скажет? Который из заготовленных доводов использовать, чтобы преодолеть возможное сопротивление? Неужели придется прямо здесь сочинять еще один?
Она быстро опустила глаза, подобрала новую подкову и небрежно произнесла:
- Когда ее ждать?
И вот, свершилось. Легкий уверенный стук в дверь эхом отозвался в душе. Если позже Янси изменила выдержка, то потому, что в это мгновение он почти истощил ее запас, чтобы заставить себя усидеть на месте и позволить супруге отправиться открывать дверь. Ради своей же безопасности Беверли не стоило показываться в одной компании с Лоне.
Она вошла, и в комнате сразу стало светлее и уютнее. Лоне подошла к креслу и села.., нет, не села, а плавно опустилась в него, словно невесомая. Казалось, она парила в воздухе, не касаясь подушек, а Беверли... Беверли мячиком прыгала вокруг со стаканами и льдом, и говорила, говорила, все время говорила! Лоне же не болтала, а вела беседу.
Янси сидел в каком-то оцепенении и мог лишь наблюдать, почти не принимая участия в разговоре. Сознание с болезненной остротой воспринимало все детали происходящего, прежде всего, - старания Лоис (насколько он был способен судить, вполне успешные) помочь Беверли расслабиться и почувствовать себя непринужденно. Им она так не занималась, подумал он с гордостью. Зачем? Они понимают друг друга и должны позаботиться о бедняжке Беверли.
Янси расслабился, безмятежно наслаждаясь присутствием Лони, словно солнечным светом, от которого постепенно покрываешься загаром.
Потом они остались вдвоем. Беверли вышла на кухню, оттуда послышались ее причитания, что-то насчет льда: ну надо же, какое несчастье, у Джонсонов в девятом наверняка есть, нет, не беспокойтесь, я мигом. Хлопнула сетчатая дверь кухни, дробь быстрых шагов по ступенькам крыльца и почти неслышное шуршание опавшей хвои; все это заняло не больше секунды. И вот он наедине с Лоис. Янси пересел на диван, туда, где его угол касался подлокотника кресла. Подобный маневр, казалось, полностью истощил энергию; он хотел закурить, завязать непринужденную беседу, но не смог.
После нескольких мгновений затянувшегося молчания Янси почувствовал на себе взгляд Лоис, быстро повернулся к ней, и она сразу же опустила глаза. Он как ребенок радовался впервые представившейся возможности свободно, не спеша рассматривать ее. Наконец Янси облизнул высохшие губы.
- Всего десять дней... - произнес он.
- ?
- Знаком с вами, - пояснил он. Потом внезапно поднялся, обошел кресло, присел на подлокотник, упираясь ногой в пол; Лоис не шелохнулась, все так же разглядывала свои загорелые руки, аккуратно лежащие на коленях.
- Я хочу вам признаться, Лоис. Она не поднимала глаз. На гладком лбу появилась и сразу же исчезла морщинка.
- Такого я никогда не говорил даже... В общем, не говорил никому.
Лоис шевельнулась. Теперь он видел ее склоненное лицо в профиль. Она замерла в напряженном ожидании: словно капля росы, готовая вот-вот упасть, разбившись на тысячи 'осколков'.
- В ту ночь, когда мы приехали... Вы сварили кофе, я сидел за столом; вы подошли, чтобы поставить что-то, встали у меня за спиной. Дотронулись до меня. Он закрыл глаза и приложил руку к своему плечу. - Что-то.., что-то произошло, - эти слова почему-то дались ему с трудом. У Янси были кое-какие познания; неожиданно он заговорил поучающим тоном.
- Подобное явление нельзя принять за заряд статического электричества. Не те условия. Снаружи лило как из ведра, влажный воздух. Влажный, а не сухой! Вы стояли на голом полу босиком, стало быть, эффект электризации ковра здесь ни при чем. Значит, это было совсем не... - он распахнул глаза, судорожно глотнул и, наконец, выпалил, - ., не электричество!
Он умолк, не сводя с нее взгляда.
Гибкая маска ее лица дрогнула; казалось, оно пошло трещинами, как лед, на который внезапно обрушился поток теплой воды. Побледневшую кожу лба прочертили тонкие линии, как следы коготков котенка на белоснежном сугробе. По правой щеке пролегла влажная блестящая дорожка, палевой, словно бриллиант, сняла слева; зубы впились в нижнюю губу, уголки рта приподнялись, как будто она хотела улыбнуться, чуть сморщился подбородок.
Она не проронила ни звука. Поймав взгляд Янси, поднялась и стала пятиться к двери, не отрывая от него глаз. Потом повернулась и выбежала, растворившись в вечернем сумраке.
Когда вернулась Беверли, он стоял все в той же позе, полу согнувшись, неловко примостившись на подлокотнике кресла.
- А где Лоне?
- Ушла, - с трудом произнес Янси.
Беверли окинула его взглядом. Сначала изучила глаза, затем быстро осмотрела волосы, губы и снова нашла глаза. А потом прошла па кухню. Янси услышал, как принесенный женой лед с грохотом посыпался в раковину.
- Янси, что-нибудь случилось? - крикнула она из кухни.
- Ничего, - отозвался он, поднимаясь.
- А! - вот и весь комментарий.
Они убрали стаканы, высыпали окурки из пепельницы и легли. Ни слова о Лоис. Вообще ни слова... Ритуал отхода ко сну проходил в полной тишине. Когда свет был погашен, он вдруг сказал:
