двухэтажный, обшитый белой вагонкой и без каких бы то ни было признаков заброшенности. Майерс арендовал укрытие?
Или его «местечко» прячется где-то дальше? Если в этом доме сейчас живут люди и Майерс не имеет к нему никакого отношения, весьма вероятно, что среди его обитателей есть собака. Так заведено в большинстве домов, стоящих на отшибе. Чувствуя, как из-за этой воображаемой собаки по телу его пробегают мурашки, Грофилд медленно, крадучись обошел вокруг дома, стараясь определить по каким- нибудь признакам, кто здесь живет и живут ли тут вообще.
За домом стоял амбар, а в амбаре — блестящая красная пожарная машина. Грофилд осветил ее фонариком и улыбнулся.
Глава 3
Правой рукой Грофилд зажал рот спящего человека, а левой — обхватил его за шею. Спавший проснулся, засучив руками и ногами под покрывалами, сбрасывая с кровати в разные стороны одеяла и простыни. Но крики в его горле превращались в приглушенное бульканье, и, как он ни бился, звуки были только шуршащие и скребущие — недостаточно, чтобы их услышали через закрытую дверь в коридоре или в одной из комнат, в которых спали остальные.
В доме было шесть человек, столько же, сколько и в банде, которую пытался сколотить Манере, когда Грофилд впервые с ним повстречался. Все они спали, разместившись в четырех спальнях на втором этаже. У Майерса и у этого были отдельные комнаты; остальные четверо спали по двое. Вот почему выбор пал на этого: он спал один. Храп, заглушивший приближение Грофилда, объяснял почему.
Грофилд стоял на одной ноге, опершись всем весом на руки, — ту, что зажимала рот бьющегося человека, и ту, которая сдавливала его горло. Он знал, что на это потребуется довольно долгое время, что, когда перекрыт доступ воздуха, бессознательное состояние наступает далеко не сразу, но человек сам содействовал этому процессу тем, что так яростно метался, расходуя на это все силы своего организма.
Грофилд вошел в дверь с черного хода — Майерс даже не удосужился ее запереть. Не то чтобы замок остановил бы Грофилда, но беспечность Майерса снова и снова словно становилась для Грофилда откровением. В ней заключалась сила этого человека, равно как и его слабость; она делала его дерзким и удачливым и в то же самое время — опасным для окружающих, а в конечном счете, при минимальном содействии со стороны Грофилда, опасным даже для самого себя.
Разум просыпается медленнее, чем тело. К тому времени, когда человек на кровати додумался атаковать руки, прижимающие его книзу и перекрывающие ему доступ воздуха, у него осталось очень мало времени, сил и понимания. Он царапал руки Грофилда в перчатках, дергал его за рукава, тщетно пытаясь дотянуться до его лица. Его руки цепенели на глазах, а вытянутые кверху пальцы двигались все медленнее, до тех пор, пока не стало казаться, что он изображает некое колеблющееся подводное растение, а его ноги перестали шевелиться.
Вначале Грофилд тщательно обследовал первый этаж. Он выяснил, сколько в наличии было оружия, провел инвентаризацию еды в кладовой и в холодильнике, осмотрел с полдюжины чемоданов и сумок, поставленных в ряд вдоль стены в столовой. Итак, они собирались уехать отсюда в этой очень приметной красной пожарной машине, а потом снова приехать сюда и прятаться несколько дней. Продуктов у них хватило бы по меньшей мере на неделю. С Майерсом за главного, штат Нью-Йорк кормил бы эту ораву в течение двенадцати часов.
Любой безмозглый дурак способен замыслить ограбление, и замысел может удаться. В течение месяца входить и выходить из одного и того же банка, присматриваясь, что к чему. Жить где хочешь, ездить куда хочешь, делать что хочешь. Любой безмозглый дурак способен зайти в банк, или в пивоварню, или в какое- то другое место, где есть деньги, — скажем, в супермаркет, — но сумеет ли он выйти обратно и скрыться с непосредственного места преступления. А вот для того чтобы тебя не поймали после, нужны мозги. Разумный человек, руководящий делом, расселит своих людей в мотелях в Уотертауне и Массине, достаточно далеко от Монеквоса, чтобы никто из местных не увидел их раньше времени и не вспомнил впоследствии. Разумный человек будет держать свою пожарную машину за много миль от того места, где собирается прятаться после операции. Разумный человек будет держаться как можно дальше от своего укрытия вплоть до окончания дела. В маленьком городке вроде этого и в его окрестностях нельзя грабить так, как Грофилд и остальные грабили супермаркет неподалеку от Сент-Луиса, когда вокруг большой безликий город, в котором удобно исчезнуть до того, как поднимут тревогу. Разумный человек примет в расчет местные условия, черт возьми. Да в первую очередь разумный человек не будет пытаться обчистить эту пивоварню.
У Грофилда уже устали руки, у него все больше уставали пальцы, перекрывавшие этому человеку доступ воздуха. Но в конце концов человек на кровати замер, словно заводная игрушка. Его ноги вытянулись на простыне, как колья от забора, а руки медленно опадали вниз, пальцы беспомощно скользили по неподатливым рукам Грофилда. Бешено моргавшие, широко раскрытые, выпученные глаза теперь остекленели, расширенные зрачки закатились кверху. Лишенная воздуха грудь вздымалась все реже.
— Не вздумай помереть, кретин безмозглый! — прошептал Грофилд. — Мне нужно только, чтобы ты потерял сознание.
Трепыхавшиеся веки опустились. Руки упали на простыню вдоль неподвижного торса.
Нигде в доме не было слышно никаких звуков. Грофилд еще несколько секунд постоял неподвижно, вслушиваясь, всматриваясь, выжидая, а потом осторожно попробовал ослабить хватку обеих рук, медленно приподнял их над побагровевшим лицом. Ничего неожиданного не произошло.
В том числе и вдоха. Грофилд хмуро посмотрел на потерявшего сознание человека и, когда дыхание так и не восстановилось, положил ладонь левой руки парню на живот, чуть повыше пояса шорт, и переместил свой вес на эту руку. Нажал, отпустил, нажал, отпустил. На второй раз раздался едва слышный, очень хриплый звук — первый вдох. Отлично! Пока все шло как надо.
Глаза Грофилда уже привыкли к темноте, так что он обходился без фонарика, пока искал одежду этого человека. Тот спал в шортах и футболке, а все остальное лежало на стуле возле двери. Все, кроме ботинок, стоявших на полу рядом с кроватью.
Сначала Грофилд взял ботинки и вытащил шнурки. Одним шнурком он связал большие пальцы на ногах человека, а другим — большие пальцы рук у него за спиной. Из галстука получился эффектный кляп. Остальная одежда: ботинки, носки, рубашка, брюки, пиджак, — все отправилось в наволочку, которую Грофилд взял, распотрошив кровать. Плащ и мягкая кепка были в стенном шкафу, и их Грофилд тоже прихватил, засунув кепку в наволочку.
Далее он расстелил одеяло на полу, осторожно перекатил парня с кровати на одеяло. Он тщательно, как только мог, завернул его в плащ, а потом закатал в одеяло. При обследовании комнаты с помощью кистей рук и коленей обнаружился один удлинитель, которым Грофилд обвязал посередине запакованный им продолговатый сверток. Он засунул край наволочки себе за ремень сзади и обмотал вокруг него так, чтобы наволочка висела у него за спиной, потом взял закатанную в одеяло ношу, кое-как пристроил ее на левом плече и медленно вышел из комнаты.
А снаружи по-прежнему шел дождь. Было слышно, как он барабанит по крыше, постукивает в окна, хлещет в водосточных трубах. Глухой, отдаленный, убаюкивающий шум дождя заглушал негромкие звуки, издаваемые Грофилдом, пока он медленно проносил свой груз по лестнице на первый этаж, по дому и на улицу через кухонную дверь.
На воздухе казалось темнее, чем в доме, может быть, потому, что проливной дождь искажал все, на что ни взглянешь. Грофилд поправил на плече завернутую в одеяло поклажу и начал удаляться от дома, пробираясь через грязь.
На полпути к машине тело в одеяле ожило и начало извиваться так яростно, что Грофилд едва не потерял равновесие и не упал в грязь. Однако ему удалось устоять, и, обретя устойчивость на расставленных ногах, он вытащил из своей сумки «терьер», держа его за дуло, и ударил по одеялу в том месте, где, по его расчетам, находилась голова. Когда он ударил по ней в третий раз, извивания прекратились. Грофилд убрал «терьер» и побрел к машине.
Глава 4
Грофилд развязал удлинитель, схватился за край одеяла, встал, потянул одеяло кверху, и человек выкатился оттуда, словно школьная пародия на Клеопатру, доставленную к Цезарю. Одеяло было совсем мокрое, и человек тоже; дрожащий, он лежал на полу, на его теле и нижнем белье не осталось
