мышцы.
Отмеривая четырехметровые шаги, он приблизился к отмели и остановился.
Щелкнул затвор фотоаппарата – это дядя Альберт сфотографировал хищника.
И вдруг тиранозавр бросился вперед. Схватка его с гигантским крокодилом показалась мне жутким сном. Крокодил яростно защищался. Хищники кромсали друг друга зубами, сшибались их извивающиеся хвосты. Они дрались, не издавая ни звука, только трещала и рвалась кожа под их страшными зубами. Этот безмолвный бой закончился победой тиранозавра. Однако победа далась ему нелегко, он весь с головы до хвоста был залит кровью, кровь стекала по его шкуре красными разводами. Крокодил еще дергался, загребая песок широким хвостом, а тиранозавр уже начал его пожирать. Меня едва не стошнило от этого омерзительного зрелища. Челюсти его чавкали и хлюпали, рвали шкуру и мясо, с треском ломали кости. Он глотал и глотал кровавые куски, целые тонны мяса исчезали в его бездонном брюхе. Оно на глазах раздувалось и тяжелело.
Откуда-то с противным кваканьем налетели птеродактили. Некоторые были размером с ворону, а иные меньше воробья.
Со всех сторон из зарослей выползали и выползали на запах крови бесчисленные плотоядные. Ими уже кишел весь берег. Они ждали своей очереди, чтобы наброситься на мясо, когда насытится плотоядный гигант.
На горизонте стали собираться тучи. Они быстро разрастались и шли на нас, широко полыхая молниями, дыша раскатами грома. Ожесточеннее заметались птеродактили, опускаясь все ниже и ниже, и вот уже облепили тушу крокодила, принялись рвать и заглатывать мясо.
А тиранозавтр поднял страшную, кровавую пасть. Брюхо его раздулось, он тяжело, с хрипом дышал, но не оставлял добычи.
Дядя Альберт оказался прав. Это действительно была преисподняя, совсем другая планета, с мутным небом и незнакомым жгучим солнцем.
А тучи надвигались, темные и плотные, как горы. Я никогда не видел таких туч. Они сияли от блеска молний, они двигались бронированной массой, и там, где они шли, гудел сокрушающий деревья ливень.
– Пора домой,– с сожалением сказал дядя Альберт, последний раз щелкнув фотоаппаратом.
Глухо загудел двигатель. А ливень уже мчался на нас по протокам сплошной непроницаемой массой; одно за другим с шумом и треском валились в воду деревья. Это была не стена дождя, а стена кромешного мрака. От нее пахло не свежестью, а душным водяным паром, насыщенным электричеством. Все ближе, ближе...
Дядя Альберт повернул переключатель.
Я не помню, что было потом... Мне показалось, что наш корабль попал под поезд. От удара неимоверной силы я потерял сознание и, как видно, не скоро пришел в себя. Сначала в уши проник непонятный гул, потом я почувствовал, что задыхаюсь, мне почему-то не хватало воздуха. Я попытался пошевелиться и не смог. С трудом открыл глаза. Передо мной качались красные, синие, желтые и белые нити, задевая меня по носу, по лбу и щекам. Я едва не закричал от ужаса и омерзения, как внезапно понял, что это оборванные провода. Корабль! Что случилось? Я что было сил рванулся из-под навалившихся на меня исковерканных приборов, но не смог даже пошевелить рукой. И тут я услышал над собой мерный стук. Навалившаяся на меня тяжесть медленно поползла вверх. Я поспешно выкарабкался из-под нее и увидел тетку дяди Альберта. Она стояла на коленях и торопливо крутила рукоятку домкрата, поднимая искореженный корпус корабля. По ее лицу струями катился пот.
– Подсоби-ка,– хрипло попросила она.
Я лихорадочно принялся крутить рукоятку, попутно соображая, что корабль потерпел катастрофу. Но где? Мы были не в сарае, в спину мне пекло солнце. И откуда здесь эта старуха? Я увидел прямо под рукояткой домкрата ботву моркови. Огород. Но чей? Где? Осматриваться мне было некогда. Каждая секунда могла стоить жизни. И тут из-под обломков корабля вдруг выполз Махмут в изорванной одежде, с окровавленной головой. Он принялся лихорадочно разбрасывать во все стороны металлические и деревянные остатки корабля, поднимал их, извиваясь от натуги, обдирая в кровь руки. И вот появилась голова Славки, взъерошенная, с оттопыренными сверх обыкновения ушами. Глаза его от страха были круглыми, как пуговицы. Он выкарабкался наверх и, как заяц, ошалело побежал по огороду. Вслед за ним из-под обломков выбрались Тонька и дядя Альберт.
Дядя Альберт быстро осмотрел нас, все ли тут, и сел на обломки корабля.
За деревьями был наш сарай. Как видно, вода отнесла нас немного в сторону, и мы грохнулись на огород.
Дядя Альберт сидел, обхватив руками голову, и покачивался из стороны в сторону. Его тетка поспешно, как только могла, сбегала в дом и принесла стакан какой-то лекарственной настойки, мутной и с таким резким запахом, что мы отвернули носы. Дядя Альберт машинально выпил зелье и сразу вскочил:
– Сколько раз я просил, чтобы вы не давали мне ваших снадобий!
– Ничего,– ответила его тетка,– вот уже и полегчало.
Старуха собирала травы, ездила за ними куда-то на пригородном поезде и сушила в своей полутемной комнате.
– Может, и вы попробуете? – спросила она у нас. Мы, скорее из сочувствия к дяде Альберту, чем из любопытства, согласились.
Первым выпил Махмут как самый пострадавший и, урча, принялся трясти головой, как котенок, на которого натянули чулок.
Потом выпил я и почувствовал, что сейчас куда-нибудь очень далеко побегу. Не знаю, какое у меня было лицо, но сквозь шум в ушах слышал смех Славки и Тоньки.
Славка, выпив зелья, полез под обломки корабля, а Тонька пить отказалась. Лекарство на каждого действовало по-разному.
– Ваш единственный недостаток в том,– сказал своей тетке дядя Альберт,– что вы все время пытаетесь лечить совершенно здоровых людей.
