— Что здесь дурного? Дети сами понимают, что это необходимо. Это разумная строгость. Да! Она нужна для равновесия порядка.
— 'Порядка'! Фашисты вы! — сказал я.
— Кто? Не понимаю... Детей необходимо держать в страхе, чтобы в головы им не приходили нелепые фантазии. Иначе что получится? Сначала они начнут слишком прыгать, бегать и хохотать, затем у них появятся недозволенные игры, потом кому-то покажется, что в жизни острова не хватает новизны... И наконец, у кого-то может возникнуть желание переделать эту жизнь... — Правитель оглянулся и передернул плечами.
— Ну и пусть переделывают! А вам жалко?
Тахомир вздохнул, будто пожалел меня за неразумность. И объяснил:
— Во-первых, жалко... Из-за какого-то младенческого бреда разрушить такую налаженную, спокойную жизнь... А во-вторых, Ящер не потерпит, чтобы равновесие порядка было нарушено...
— Да ему-то зачем это ваше равновесие?
— Зачем — никто не знает, — строго объяснил Тахомир. — Но Ящер поставлен над нами высшей силой, чтобы это равновесие соблюдалось. И прекрасно, что поставлен. Да! С его помощью остров достиг расцвета и благоденствия.
— Ну и расцвет! Смотреть тошно!
— Не нравится — не смотрите, — возразил Тихо. — Вас никто не звал.
— Как раз звали! Ваш заместитель Ктор Эхо!
— Ну... я же говорил: Ктор у нас романтик, — с улыбкой заметил Тихо. — Вам не надо было его слушать... Теперь вы сами видите, что острову Двид вы не нужны.
— Ну, раз не нужен, отправьте меня домой, — торопливо сказал я.
— Да? А Ящер? Вы хотите, чтобы он в ярости смешал наш город с камнями? Вы нарушили закон и должны отвечать, Рыцарь Оленя.
— Но я же ничего не сделал!
— Ничего? — сердито хмыкнул Тихо. — А вчерашний скандал на улице? А дерзкий вызов Ящеру? Думаете, он простит?.. Вы — государственный преступник, и вашу судьбу решит суд острова Двид.
— Вы не имеете права меня судить! Я не из вашей страны!
— А проникать в нашу страну с преступной целью вы имели право? — с насмешкой возразил он. — Нет, уважаемый Рыцарь Оленя, вы виноваты, и народ должен увидеть, что вы понесли наказание.
'Неужели как того мальчишку на розовом помосте?' — с дрожью подумал я.
Нет, ни за что! Драться буду, кусаться, царапаться! Биться до смерти!..
— Только посмейте тронуть... — сказал я и постарался разозлиться сильнее. Когда я злюсь, то страх у меня обязательно уменьшается.
Правитель хмыкнул себе под нос и покатился к двери. Уже с порога он сообщил:
— Эту ночь вам придется поскучать. Я прикажу, чтобы принесли свечу...
— Засуньте ее себе куда-нибудь... — сказал я.
Тахомир Тихо укоризненно покачал головой и ушел. Тут же появился слуга Ящера с большой охапкой соломы. Он кинул солому на лежанку. Другой слуга внес в корзине глиняную миску, мятую жестяную кружку и кусок хлеба. Он оставил все это на столе, и меня опять заперли.
Я примял солому ладонями. Лег. Уткнулся лицом в ломкие стебельки. От соломы пахло сухой теплой травой, как на бабушкином сеновале. Отчаянная тоска резанула и сдавила меня. За горло взяла. Тоска по свободе, по дому, по маме и папе, по ребятам. По Толику... Я приподнялся, крикнуть хотел, броситься к двери, забарабанить! И тут же понял: бесполезно... Никто-никто меня не пожалеет на этом проклятом острове. Никому я здесь не нужен.
Я опять брякнулся лицом в солому.
Никто не пожалеет и не поможет... А Ктор Эхо? Он же ко мне по-хорошему относился. Даже пиджаком укрывал, когда плыли на остров... Ведь это из-за него я здесь! Неужели бросит? Неужели даже не придет?
...Ктор Эхо пришел вечером. А до его прихода я много раз то совсем погибал от страха и отчаянья, то, наоборот, начинал думать, что ничего страшного не случится: попугают и отпустят. Я, кажется, даже поспал немного. А потом поел. Тюремная похлебка ничуть не напоминала обеды и ужины у Тахомира Тихо, она была недосоленная и противно пахла жареным луком. Но я съел всю. И хлеб съел. И запил водой... Вот тут-то как раз и появился Ктор.
Он пришел с жестяным фонарем, от которого разлетались по стенам прямые желтые лучи. Сел рядом со мной на лежанку, а фонарь поставил у ног. Долго молчал (я тоже молчал, хотя и ждал с нетерпением: что он скажет?).
Он сказал:
— Плохо все кончилось, Евгений.
Будто я сам не знал!
— Жаль... — сказал Ктор. И добавил: — Я думал, вы проявите больше мужества.
Это что же? Он меня еще и обвиняет? Я дернулся так, что солома взлетела над каменными плитами.
— Я? Мужества?.. А вы сами сможете драться с таким... с такой махиной! Небось даже на берег побоялись сунуться!
— Я — не рыцарь, я чиновник, — возразил он. — А вы обещали, что будете драться... Я надеялся, что вы примените какую-нибудь военную хитрость... Говорят, около ста лет назад один смельчак попытался прыгнуть с воздушного шара Ящеру на голову. Ходят слухи, что вся сила у Ящера в щупальцах, а голова почти не защищена. Вроде бы ее можно пробить мечом... Правда, этому герою тоже не повезло: он промахнулся...
— Интересно, где мне было взять воздушный шар? — ехидно спросил я. — И я же ничего не знал! Вы же не говорили, к а к о е это чудовище.
— Я говорил все, что мог, — возразил он. — Иногда даже больше, чем полагается. Не забывайте, что я на высокой службе и не могу разглашать государственную тайну.
'Нет, — понял я. — Не будет он мне помогать...' Меня опять накрыло страхом. Стыдно было этот страх показывать, но я не удержался и тихо спросил:
— Что теперь со мной сделают?
Он вздохнул и долго молчал. Потом проговорил как-то виновато:
— Ну уж потерпите еще завтрашний день...
— День? А потом?
— Ну... — он поерзал, зацепил ногой фонарь, опрокинул и быстро поставил. Желтые пятна метнулись по камням.
— Что? — нетерпеливо повторил я.
— Это же быстро, — пробормотал он. — И, говорят, не больнее, чем вырезать гланды...
Я обмер.
— Что... не больнее?
— Ну... когда это... голову... — он ребром ладони провел по колену.
— Да вы что!! — заорал я и вскочил на лежанке. — Вы с ума сошли?! Какое вы имеете право!.. — И я, по правде говоря, отчаянно заревел.
Но Ктор на мой крик будто не обратил внимания. По-прежнему сидел согнувшийся и неподвижный. От этой его неподвижности слезы у меня почему-то остановились. Я часто задышал и снова сказал:
— Не имеете права. Еще и суда не было.
Ктор шевельнулся.
— Да был суд... — вздохнул он.
— Без меня?
— А зачем вы там нужны? И так все ясно...
Я опять заплакал — от безнадежного страха и беспомощности.
— Гады вы все с вашим Ящером. Связались с мальчишкой.
Ктор медленно поднялся.
