соперничает с кроваво-красным, а листья юны и сочны, как первый летний месяц!
Конечно, в искусственных цветах есть что-то мавзолейное. Зато они никогда не увянут — как и его восхищение Нимарью.
Гайс долго примерялся, какие цветы сделать. Но потом решил: розы.
Вдохновенный, неутомимый, он провозился всю ночь и все утро, даже не пошел завтракать. Дело спорилось, поэтому на обед Гайс тоже не пошел.
Уже смеркалось, когда в дверь его каморки постучали.
Звук этот сразу насторожил Гайса: прислуга стучала совсем не так — мелко, костяшками указательного пальца подражала дятлу. Начальство и братья-офицеры обычно оповещали о своем прибытии кулаком — пару раз саданут и хватит. А тут… Словно бы песню выстукивали. Со значением.
Гайс, как был, то есть в одних подштанниках, поднялся с колен, пригладил взъерошенные волосы и приоткрыл дверь.
На пороге стоял… Нерг!
Нужно сказать, за все время их приятельства Убийца Городов впервые снизошел до визита в «клоповник» Гайса. И какие только демоны его принесли?
— Сказали, ты заболел — произнес Нерг с загадочной улыбкой.
— Да так что-то…
— А я вот… зашел проведать! — Нерг подался всем корпусом вперед, но Гайс не сдвинулся с места, загораживая проход.
— Ты извини, это, конечно, ужасно негостеприимно… Но я… В общем, я сейчас не могу… — нервно пробормотал Гайс.
Нерг его, кажется, не слушал.
— Что я вижу, Хуммер мне в ухо! — воскликнул Убийца Городов, по-гусиному вытягивая шею. Он с интересом разглядывал разноцветное лоскутное одеяло просыхающих бумажных квадратов на полу, окруженное грибной россыпью баночек. — Да тут у тебя настоящий подпольный скрипторий! Неужто мой юный друг решил своеручно переписать для любимой поэму Эриагота Геттианикта «Весна», снабдить ее иллюстрациями и подарить рукопись, как принято в городе Орине, в красной коробке, перевязанной зелеными атласными лентами? Вот это я понимаю — страсть!
Полуодетый, перепачканный синопией и малахитовой зеленью, Гайс чувствовал себя неловко.Но все же повторил твердо, как мог:
— Нерг, дружище… Ты не обижайся, конечно… Но я не могу тебя сейчас к себе пригласить. Дело в том, что я занят.
— Да я не помешаю! Посижу в углу, посмотрю, как ты живешь. И пойду себе!
— Нерг… Ну поверь… Сейчас не самый подходящий момент… Прямо скажем, он совсем неудачный. Если хочешь, заходи вечером… — глаза Гайса гневно сверкнули.
— Вечером я буду занят! — Нерг скроил притворно сожалеющую мину. — Мы со старшим офицером Симелетом выезжаем встречать нового главнокомандующего, господина Хустку. Прибыл, родимый. Так что грядут перемены…
В иное время новость о главнокомандующем взволновала бы Гайса. Но в тот момент он думал только о бумажных цветах. А еще — о том, как бы выпроводить настырного Нерга.
— Так что, могу я наконец войти? — с тихим раздражением спросил тот.
— Нет.
— А между тем ты не можешь меня не впустить! Ведь я значительно старше тебя по званию! Может, я тебе это приврал для успокоения, про то, что пришел в гости? А на самом деле явился с тайным поручением проверить, нет ли среди вещей господина Гайса Зиеннасы предметов или документов, указывающих на тайные сношения последнего с разведкой Белоколпачников? Ведь мы помним, что совсем недавно сей господин покидал лагерь, воспользовавшись поддельным разрешением старшего офицера Симелета… — тон Нерга переменился. Из иронического, шутоватого, превратился он в сталисто-серьезный, со зловещими придыханиями. Глаза господина инженера тоже обмелели, сузились.
— Ты это серьезно, что ли? — спросил оторопевший Гайс. Контраст между ласковым игристым морем вдохновенного труда и холодным воздухом казенных формул был слишком велик.
— Думай что хочешь, — криво улыбнулся Нерг. — Но только запомни: я привык добиваться своего. Я хочу войти — и я войду. Потому что я так решил.
— Что ж… Если для тебя это важно… Заходи… — Гайс отстранился, распахивая перед Нергом дверь.
В конце концов, это лишь еще одно поражение. В сущности, это как в тридцатый раз проиграть в Хаместир.
В несколько размашистых шагов Нерг дошел до окна (ничего, на диво, не растоптав), бросил взгляд на задворки конюшни, уселся на кровать Гайса и принялся разглядывать деревянные стаканы для красок (они походили на осадные башни с поднятыми перекидными мостами кистей), волнистые заплаты раскрашенной бумаги, кривые трафареты — двухмерные прообразы лепестков и листьев. Лицо господина инженера вдруг стало по-мартышечьи любознательным, глаза его засияли.
У Гайса отлегло от сердца. Собственное упрямство вдруг показалось ему смехотворным. Что тут, в самом деле,
— Что же это будет? — спросил Нерг, утолив первый голод очей.
— Да так… Какая, в сущности, разница? — как можно беспечнее отвечал Гайс и даже попробовал увести разговор в сторону. — Вина не желаешь? У меня немного осталось…
