Сам не пойму, как я сказал:
— Есть ведь и ночь.
Она изумилась. Еще было можно свести все к шутке, но я молчал.
Марианна Арсеньевна пожала плечами и, ничего не сказав, ушла. Я был до крайности зол на себя. Моя мальчишеская несдержанность могла отразиться на отношениях, которыми я так дорожил, и, кроме того, меня не красила.
Я видел, как она уставала — следовало, по меньшей мере, избавить ее от притязаний, тем более таких неожиданных. Ее внимания домогались. Особенно ее донимал профессор из города Любляны Стефан Планинц — он был неутомим в постижении петербургских таинств. Профессор производил впечатление человека, боящегося опоздать на поезд, на ужин, к раздаче подарков. Глазки его, удивительно схожие с коричневыми ртутными шариками, метались в таком же беспокойстве, как их просвещенный обладатель. То был долговязый костистый словенец с выпирающими остроугольными скулами. Всегда старомодно куртуазен, особенно с Марианной Арсеньевной. Здороваясь и прощаясь с нею, он с чувством целовал ее руку.
У Бугорина он ходил в фаворитах. Олег неизменно нам сообщал, как здраво мыслит достойный Стефан. Никакого сравнения с болгарином, который где надо и где не надо демонстрирует свою автономность.
Однажды за завтраком мы поспорили.
— Естественно, что он тебе нравится. Он говорит именно то, что тебе хочется услышать.
— Да. И это его достоинство. У нас одинаковый взгляд на мир.
Я возразил:
— Не ошибись. Тут есть привходящие обстоятельства.
— Какие?
— Славянское гостеприимство. Прекрасный отель. Прекрасный корм.
Марианна Арсеньевна усмехнулась. Бугорин, наоборот, озлился.
— Все ерничаешь?
Его реакция оставила меня равнодушным, зато уязвила ее улыбка. Я буркнул:
— И Прекрасная Дама.
Она и на этот раз промолчала. И вновь усмехнулась — с неясным вызовом.
Бугорин сказал:
— Профессор Планинц один из тех настоящих людей, которые отнюдь не считают распад своей родины правомерным.
— Пусть он это скажет своим сородичам.
— Скажет. Дай только уняться хмелю. Там выбор сделан не окончательно.
— Ну, разумеется. Как у нас.
— Наш — тоже сделан не окончательно, — торжественно подтвердил Бугорин.
— Балканский урок пошел не впрок, — сказал я мрачно. — Еще предстоит веселый банкет в «Славянском базаре». Побалуемся бифштексом с кровью.
— Это цинический пацифизм или пацифистский цинизм? — хмуро осведомился Бугорин. — Разница, впрочем, невелика.
Он дулся полдня. И не случайно. Конгресс не вполне оправдал ожидания. Все были благостны и приветливы, однако старательно избегали обязывающих заявлений. В этом гелертерском киселе центростремительный пафос Планинца, пусть и тонувший в оговорках, звучал для шефа волшебной флейтой.
Гости разъехались — слава Господу! — мы задержались на два денька. Этого требовали дела, кроме того, Марианна Арсеньевна уговорила нас съездить в Царское — в конце концов, мы все заслужили час поэтического досуга.
Тот длинный, элегический день стал больше чем праздником отдохновенья (забытое целебное слово). Он словно вобрал в себя все дары санкт-петербургского июня и неублажимого мира, который с такой безрассудной легкостью пренебрегает своим совершенством ради тысячелетий ненависти и этой крысиной борьбы за первенство. Доставшийся нам царскосельский остров был сложен из восхитительных кубиков, и каждый словно играл всеми гранями, щедро меняя цвета и краски. Воздух не только дышал и звенел, он и сиял, повиснув над нами, подобно световому столбу.
Было так солнечно и безгорестно, как не было уже сотню лет, задолго до моего рождения. Почудилось даже, что красота, созданная одновременным усилием неба и горсточки людей, сумевших выплеснуть все, что в них пело, вернет мне покой и равновесие.
Был тонкий запах волос, был голос с томительными низкими нотами и еле слышимой хрипотцой. И все было ею, и все это стало моим прибежищем и спасением.
Но, переполненный этим днем, я ощущал, что давным-давно был в моей жизни этот фонтан — молочница с разбитым кувшином, был и Кагульский обелиск, что вдоль Большого пруда я прогуливался, что видел сны о Большом Дворце.
— Спасибо, — сказал я Марианне.
Неожиданно она тихо выругалась. Бугорин весело рассмеялся, а я лишь спросил ее:
— В чем дело?
— Все в порядке, — отозвалась она. — Вы не забудьте оставить ваш отзыв о проведенном мероприятии
