– Да-а, начудил Угол третий, начудил… – сказал седой.
– Отличный, проверенный Десантник, – вступился Киселев. – Это обстановка. Абсолютно!
– Мне адвокатов не надо, Угол первый, – сказал седой. – Утечка информации, – он загнул толстый палец, – утрата оружия да еще история с Портновым. Мало? О-хо-хо… За меньшее Десантников посылают в распылитель!
Я даже заморгал. Утечка информации – понятно, Анна Егоровна доехала до района. Вот почему самолеты летают, у-ру-ру! Оружие – тоже понятно. Это бластер, который мы увезли из подвала и который сейчас лежит у самого входа в «зону». Какая-то «история с Портновым» меня не интересовала. А вот почему Киселев сменил номер?..
Я еще посмотрел, как он счищает песок с левого бока, и чуть не захихикал. «Вот что ударилось о землю, пока я лежал. Киселев падал, когда в нем сменяли Мыслящего… А-а, зашевелились-то вы, гады! Угла третьего сменили. Начудил, говорите?»
– Ты не паникуй, – говорил седой. – Пока мы на высоте, на высоте… И Угол третий не одни ошибки допускал. Скажем, для меня подобрал подходящее тело – вполне осведомленный экземпляр.
– Угол третий – проверенный Десантник, – снова сказал Киселев. – Внимание, блюдца!
Они вытянули шеи, прислушиваясь. Кивнули друг другу и отбежали на несколько шагов, едва не наступив на меня. Я упрямо лежал.
Корабль громко зажужжал и приподнялся над песком. Я увидел круглый след плиты на песке. Он быстро светлел – песок впитывал воду, выжатую весом корабля на поверхность. Та-ших-х!.. Округлое, плоское, радужнее тело вырвалось из-под плиты и унеслось в зенит. Наверху громко хлопнуло, мелькнул клочок голубого неба, и пелена, одевающая зону, опять закрылась. А корабль уже стоял на месте. Через две-три секунды все повторилось: корабль приподнимается, вылетает радужная штука, корабль опускается. Когда унеслась с шипением третья штука, Киселев закрыл глаза и прислушался. Доложил:
– Расчетчик еще думает, Линия восемнадцать.
Тот важно ответил:
– Добро! Пока с этим побеседуем, м-да… – и показал на меня.
– Мальчик, встань! – приказал Киселев.
– Ну, чего? – проворчал я и уселся, поджав ноги.
Они вдвоем сидели на опоре корабля, а я – на кочке, в пяти-шести шагах от них.
Седой заговорил наставительно:
– Расчетчик обдумал твою судьбу. Решил тебя помиловать, м-да… Будешь находиться здесь. Чуть не то – сожжем. Понял?
Я промолчал. Седой грузно наклонился ко мне:
– Вот что, Алексей. Где ты бросил оружие? Ты не притворяйся, дельце нехитрое! Будешь запираться – подсадим к тебе Десантника. И он за тебя все и скажет, так уж лучше ты сам, оправдывай оказанное доверие.
– А я не просился к вам в доверенные…
Почему-то они остались очень довольны моим ответом. Загоготали. Киселев сказал одобрительно насчет моей психики. И опять мелькнуло слово «комонс», которое я уже слышал, пока лежал во мху. Гитарист сказал, что вроде не комонс, а кто-то другой. Я тоже попытался улыбнуться. Лихо сплюнул на песок, будто очень польщен их разговором, только не хочу показывать вида. А на деле я внезапно понял, что они могли подсадить в меня «копию»
Я опять сплюнул и ровно в ту секунду, когда было нужно, сказал:
– Оружие ваше я потерял здесь, неподалеку.
Мне ответил седой:
– М-да. Девятиугольник видел, как ты с ним бегал. Где точно?
– Не заметил. – Я пожал плечами. – Набегался я здесь, знаете. Должно быть, рядом, у прохода.
– И это знаем…
– Зачем же спрашиваете, если знаете?
Они еще раз переглянулись. Поверили, что я говорю правду.
Я в самом деле только малость соврал. Я помнил куст, под которым остался лежать бластер в коричневом чехле для чертежей. У самого прохода. Как его не нашли, если уж взялись искать?
Самолет прогудел еще раз. Теперь он прошел несколько в стороне. Эти двое ухом не повели, будто так и надо. Седой пробормотал: «Расчетчик» – и прикрыл глаза. Потом Киселев приподнял его и отвел от корабля. При этом на руке седого блеснули часы. Я разглядел стрелки – без двадцати семь. Прошло минут пятнадцать с начала нашего разговора. То есть оставалось восемьдесят минут до момента, в который им «придется драться».
Я сделал бессмысленное лицо и спросил:
– Федор, а Федор… Что будет в восемь часов?
– Цыть! Схлопочешь ты у меня конфетку…
Седой открыл глаза и скомандовал:
– Еще один вертолет садится у совхоза! А ну, видеосвязь!
Полковник Ганин
Федор подбежал к кораблю, взмахнул рукой, и в зеленой тусклой поверхности, в метре от земли, открылся круглый люк. Бесшумно, как большой круглый глаз с круглым коричневым зрачком, только зрачка этого сначала не было, а потом он выплыл из темноты и, покачиваясь, остановился посреди «глаза». Я попятился, споткнулся о кочку, а Десантники, наоборот, придвинулись к кораблю и наклонились, всматриваясь.
В зрачке что-то вертелось, мигало… Вертолетный винт, вот оно что! В люке корабля покачивался телевизионный экран странного красно-коричневого цвета. На нем очень отчетливо виднелся маленький вертолетик – красная звезда казалась черной, – и между головами Десантников я видел на экране, как открылась дверь кабины, на землю спрыгнул человек. Телевизор мигнул и показал этого человека крупным планом. Он был в военной фуражке.
– Полковник Ганин, из округа. Не иначе, парламентер, – определил седой. – Дай звук.
От корабля послышалось шипение. В этот момент полковник схватился за сердце и пробормотал:
– Здесь красивая местность.
Парламентер? Военный посол, похоже?.. Только он уже не был парламентером – в него подсадили Мыслящего. Он улыбнулся и спросил:
– Ты Линия шесть?
Другой голос сказал:
– Я Линия шесть. Докладывай, с чем послан. Два разряда нас слушают.
Глядя на кого-то невидимого за рамкой экрана, полковник сказал:
– Послан с ультиматумом. С момента приземления вертолета нам дается шестьдесят минут на эвакуацию. Гарантируется безопасность летательных средств в пределах запрошенного нами взлетного коридора.
– После срока ультиматума?
– Ядерная атака.
– Это не блеф?
– Не могу знать. Скорее всего, нет. Настроение подавленное. Вокруг района разворачивается авиадесантная дивизия. Придана часть радиационной защиты.
– Откуда они имеют информацию?
– Получили радиограмму с телескопа.
Седой сказал Киселеву:
– Вот тебе твой Портнов…
Голос за экраном спрашивал:
– О времени сигнала они имеют информацию?
Не могу знать. С содержанием радиограммы не ознакомлен.
– Твое личное мнение о плане действий?
