Рафаэль захотел попробовать свои силы в этом искусстве и убедил Маркантонио из Болоньи53 проделать разные опыты, которые тому удались так блестяще, что Рафаэль отдал ему отпечатать первые свои работы: избиение младенцев, вечерю, Нептуна и св. Цецилию, брошенную в кипящее масло. Маркантонио изготовил для Рафаэля еще много гравюр, которые тот подарил своему ученику Бавиера, приставленному к любимой им до самой смерти женщине54, прекраснейший портрет которой, где она кажется совсем живой, находится теперь у благороднейшего Маттео Ботти, флорентийского купца, друга всех талантливых людей, в особенности же художников; к портрету этому он относится как к реликвии, из любви к искусству и к Рафаэлю – в частности. Так же любит искусство и самих художников брат его, Симоне Ботти, который всеми нами почитается за любезнейшего нашего покровителя, а мною лично еще и как лучший испытанный и близкий друг, умеющий правильно судить об искусстве. Однако вернемся к гравюрам: щедрость Рафаэля по отношению к Бавиера была причиной того, что Марко из Равенны и многие другие так заинтересовались этим совершенным способом, что гравюры – до сих пор бывшие большой редкостью – стали очень многочисленными, как это мы видим теперь; а Уго да Карпи, человек изобретательный и одаренный большим воображением, придумал способ гравировать по дереву при помощи трех дощечек, последовательно передающих средний тон, свет и тень; таким способом можно прекрасно воспроизводить световые оттенки – прекрасное и остроумное открытие55, создавшее множество гравюр, о чем подробнее будет сказано в «Жизнеописании Маркантонио из Болоньи».
Потом для палермского монастыря Монте Оливетто, именуемого Санта Мария делла Спозимо, Рафаэль написал картину, изображавшую несение креста; в этом изумительном произведении он представил нечестивых палачей, с величайшей злобой влекущих на Голгофу Христа, который, изнемогая от мук надвигающейся смерти, сгибается под тяжестью деревянного креста и, обливаясь потом и кровью, оглядывается на двух горько рыдающих Марий; возле них исполненная величайшего сострадания Вероника простирает руки, протягивая ему плат; множество воинов, конных и пеших, в разнообразных и прекрасных позах, выступают из врат Иерусалима со знаменами правосудия в руках. Картина эта, совершенно законченная, но не доставленная еще к месту своего назначения, чуть было не погибла; рассказывают, что, когда повезли ее морем в Палермо, разразилась страшнейшая буря, корабль разбился о подводную скалу, потонули и люди и весь груз, за исключением одной только этой картины, упакованной в ящик, которая морем унесена была к Генуе; здесь ее выудили, вытащили на берег и поставили около нее стражу, думая, что она послана Богом, ибо осталась она совершенно невредимой, без малейшего пятна или порчи, как будто даже яростный ветер и волны морские пощадили ее. Когда весть об этом дошла до монахов, они пожелали получить ее обратно; однако только с трудом при помощи папы добились они ее возвращения, щедро заплатив ее спасителям. Тогда ее снова погрузили на корабль и, доставив в Сицилию, поместили в Палермо, где она пользуется большей славой и известностью, чем гора Вулкан56. Пока Рафаэль работал над этими картинами, отказываться от которых было не в его интересах, потому что предназначались они для важных и влиятельных лиц, он не переставал в то же время по порядку расписывать папские комнаты и залы. Он держал там своих помощников, продолжавших по его рисункам работу, которую он постоянно исправлял, чтобы с помощью их выполнить свою грандиозную задачу. Таким образом, в скором времени он смог открыть для обозрения залу, именуемую «башней Борджиа», где на каждой стене исполнил по композиции, две из которых оказались над окнами, а две – на сплошных стенах. На первой стене представил он пожар в Борго Веккьо в Риме, где св. Лев, выйдя в лоджию дворца, своим благословением гасит разбушевавшееся пламя; здесь переданы различные опасные положения; на одной стороне изображены женщины, несущие кувшины с водой на голове и в руках, причем ветер яростно рвет их волосы и платья; другие пытаются залить огонь водой, но, ослепленные дымом, не видят самих себя; на другой стороне, как Эней у Вергилия несет на себе Анхиса, так и здесь больного старика, изнемогающего от немощей и пламени, тащит на спине мужественный и сильный юноша, напряженно сгибаясь всем телом под его тяжестью; вслед за ним бежит, спасаясь от огня, полуодетая босая старуха, а впереди нее обнаженный ребенок; а на верху обвалившегося дома нагая и растрепанная женщина держит на руках своего младенца, чтобы бросить его родственнику, который, спасшись от огня, стоит на улице, приподнявшись на носки и протянув руки; в фигуре женщины видно не только страстное желание спасти своего ребенка, но и ужас перед все более и более охватывающим ее и бушующим пламенем, и не менее выразительно лицо мужчины, исполненное столько же страха за ребенка, сколько и за самого себя. Невозможно описать, какое воображение проявил этот иэобретательнейший и изумительный мастер в образе некой матери, которая босиком, без пояса, в расстегнутом платье, с растрепанными волосами, держа какую-то одежду в руках, подгоняет толчками вперед своих детей, чтобы заставить их бежать подальше от этих рушащихся домов и пламени пожара, между тем как несколько женщин, склонив колени перед папой, умоляют его святейшество остановить огонь.
Другая композиция посвящена тому же Льву IV и изображает битву с турецким флотом в Остии, приплывшим, чтобы взять его в плен. Христиане отбросили вражеский флот в море, и в гавани уже много пленников, которых прекрасные и мужественные воины вытаскивают за бороды из лодок и в рабском вретище заставляют проходить перед св. Львом, в лице которого изображен папа Лев X, сидящий в своем облачении между Бернардо Дивицио да Биббиена, имевшим звание кардинала Санта- Мария – ин – Портико57, и кардиналом Джулио деи Медичи, впоследствии папой Климентом. Невозможно передать, с каким прекрасным усердием написал этот гениальный художник пленников, в которых и без слов чувствуется отчаяние, страх и предчувствие смерти. Там же две другие композиции, из которых одна представляет папу Льва X, помазывающего на царство христианнейшего короля Франции Франциска I; в облачении первосвященника он служит мессу, благословляя миро и королевскую корону; кроме множества кардиналов и епископов в облачениях, принимающих участие в богослужении, здесь написаны с натуры послы и другие лица, одетые по французской моде. Наконец, последняя, четвертая композиция изображает венчание на царство этого государя, причем и папа и сам Франциск написаны с натуры, один в своем вооружении, другой в первосвященническом облачении. Тут же изображены с натуры все кардиналы, епископы, камерарии, конюшие, камердинеры в своих облачениях и на своих обычных местах, равно как Джанноццо Пандольфини, епископ Тройи, близкий друг Рафаэля, и другие лица, известные в то время; рядом же с королем коленопреклоненный мальчик держит королевскую корону; в лице его изображен Ипполито деи Медичи, ставший потом кардиналом и вице-канцлером, всеми уважаемый и большой друг не только Рафаэля, но и других талантов, блаженнейшей памяти которого я весьма обязан, потому что он впервые поставил меня на ноги. Невозможно передать, с какой кропотливой тщательностью написаны Рафаэлем все фигуры, красноречивые и в безмолвии своем; на цоколях под этими композициями среди разнообразных герм написал он защитников и благотворителей церкви с таким талантом, любовью, здравомыслием и совершенной гармонией красок, что лучше ничего нельзя себе вообразить. Так как свод этой залы был расписан Пьетро Перуджино, его учителем, Рафаэль не пожелал уничтожить его работ, памятуя, скольким он был ему обязан при первых шагах в том искусстве, в котором он достиг такого совершенства. Вообще же он стремился стать настолько всеобъемлющим, что держал по всей Италии и в Поццуоли и даже в Греции помощников, зарисовывавших для него все, что могло бы пригодиться его искусству.
Продолжая свою работу, еще в одной зале он написал апостолов и святых под сенью, поручив Джованни да Удине, своему ученику, необыкновенно искусному в изображении животных, написать здесь всех зверей, бывших у папы: хамелеона, виверу, обезьян, попугаев, львов, слонов и других самых диковинных зверей. Помимо гротесков и богатых полов, которыми украсил Рафаэль дворец, он создал проект лестниц и лоджий, остававшихся незаконченными ввиду смерти архитектора Браманте, а теперь строившихся по новому плану Рафаэля, сделавшего для них и деревянную модель, гораздо наряднее и стройнее, чем задумывал Браманте58. Так как папа Лев хотел проявить всю свою великолепную щедрость, Рафаэль сделал рисунки для гипсовых украшений и картин между ними. Гипсы и гротески делались под наблюдением Джованни да Удине, а фигуры писал Джулио Романо, впрочем, работавший мало, вследствие чего Джованни Франческо из Болоньи, Пьерино дель Вага, Пеллегрино да Модена, Винченцо да Сан Джиминьяно, Полидоро да Караваджо и еще многие другие художники трудились над разными частностями этой работы, которую Рафаэль завершил с таким совершенством, что велел даже доставить из Флоренции пол, исполненный Лука делла Роббиа59. И в самом деле, невозможно ни вообразить, ни исполнить чего-нибудь более совершенного, чем эта роспись, гипсы, их соразмерность и красота.
