В этой же Академии состоят и некоторые другие молодые живописцы, участвовавшие в вышеназванных церемониях. Часть из них флорентинцы, а часть уроженцы церковного государства.
АЛЕССАНДРО ДЕЛЬ БАРБЬЕРЕ
Алессандро дель Барбьере, флорентинец, двадцатипятилетний юноша, помимо многого другого расписал во дворце в честь названного бракосочетания и под руководством Вазари холсты, которыми были увешаны стены Большой залы и на которых он изобразил главные площади всех городов, подвластных синьору герцогу, с чем он, безусловно, отлично справился, показав себя юношей с большим вкусом и подающим надежды на всяческие свои будущие успехи. В этих и других работах Вазари пользовался помощью также и многих других своих питомцев и друзей, как то: Доменико Бенчи, Алессандро Фортори из Ареццо, Стефано Вельтрони, его двоюродного брата, и Орацио Порта, причем оба последних родом из Монте Сансовино, а также и Томмазо дель Верроккьо.
В той же Академии состоят и многие превосходные иногородние художники, о которых подробно уже говорилось выше во многих местах. Поэтому достаточно будет назвать их здесь по имени, с тем чтобы включить их в число других академиков, упоминаемых нами в настоящем разделе. Я имею в виду болонцев Федериго Дзуккеро, Просперо Фонтана и Лоренцо Сабатини, а также Марко из Фаэнцы, Тициана из Вечеллио, Паоло из Вероны, Джузеппе Сальвиати, Тинторетто, скульпторов Алессандро Витториа и Данезе, веронского живописца Баттисту Фаринато и архитектора Андреа Палладио.
БЕНВЕНУТО ЧЕЛЛИНИ
А теперь, дабы лишь вскользь коснуться скульпторов-академиков и их произведений, о которых я не намереваюсь особо распространяться, поскольку все они еще живы и по большей части весьма прославлены и имениты, я, начиная с самых старших и самых почтенных из них, скажу, что Бенвенуто Челлини, флорентийский гражданин, ныне скульптор, уже в юности, когда он посвятил себя ювелирному делу, не имел себе равных в этой профессии, как не имел он их и за те долгие годы, что он продолжал этим заниматься, создавая великолепнейшие круглые и барельефные фигуры и все прочее, относящееся к этому искусству. Он оправлял драгоценные камни, заключая их в дивные картуши, украшенные фигурками, которые были настолько хорошо сделаны, а иной раз настолько причудливы и смело задуманы, что ни большего, ни лучшего вообразить себе невозможно. Также и медали, которые он в своей юности делал из золота и серебра, были исполнены им с невероятной тщательностью, и никогда вдосталь на них не нахвалишься. В Риме для папы Климента VII он сделал красивейшую пуговицу для его облачения, удачнейшим образом подобрав для нее шлифованный алмаз в оправе из листового золота с несколькими путтами, окружающими на диво сработанную фигуру Бога Отца, за что он, кроме оплаты, получил в дар от этого папы должность жезлоносца. Когда же после этого тот же первосвященник заказал ему золотой потир, чашу которого должны были поддерживать фигуры, олицетворявшие богословские добродетели, он почти что довел ее до конца с поразительным искусством. В эти же годы не было человека, который выполнял бы лучше, чем он, медали этого папы, как это хорошо известно всем, кто видел или имеет эти медали. А так как ему за это и было поручено изготовление штампов римского Монетного двора, более красивых монет, чем те, которые в те годы чеканились в Риме, никогда еще видеть не приходилось. Недаром, когда после смерти Климента Бенвенуто вернулся во Флоренцию, он подобным же образом сделал и для флорентийского Монетного двора штампы с головой герцога Алессандро для монет, настолько прекрасных и тщательно исполненных, что некоторые из них многие хранят у себя наравне с самыми красивыми древними медалями, и по заслугам, ибо в них Бенвенуто превзошел самого себя.
Когда же он в конце концов посвятил себя скульптуре и литью, он создал во Франции много произведений из бронзы, серебра и золота, находясь в этом королевстве на службе у короля Франциска. Вернувшись на родину и поступив на службу к герцогу Козимо, он сначала был занят кое-какими ювелирными работами, но в конце концов получил и скульптурные заказы. Тогда-то он и отлил из металла статую Персея, отрубившего голову Медузы, который стоит на площади герцога, недалеко от входа в герцогский дворец на мраморном пьедестале, украшенном несколькими великолепнейшими бронзовыми фигурами, каждая высотой около локтя с третью. Вся эта работа, созданная на основе глубочайших знаний и величайшего усердия, была действительно доведена до совершенства и воздвигнута на означенном месте в достойном ее сопоставлении с Юдифью Донателло, столь прославленного и знаменитого скульптора. Да и в самом деле удивительно, что Бенвенуто, в течение стольких лет работавший над мелкими фигурами, с таким совершенством справился со статуей столь крупного размера. Он же изваял из мрамора в натуральную величину совсем круглое и большое Распятие, которое по своему правдоподобию – самая редкостная и прекрасная скульптура, какую только можно увидеть; недаром синьор герцог и хранит ее, как предмет особенно им ценимый, во дворце Питти, предполагая поместить его в капеллу или часовенку, которую он строит в этом дворце; впрочем, часовенка эта и не могла бы в наше время получить ничего другого более достойного ее и столь великого; словом, на такое произведение вдосталь и не нахвалишься. Однако, хотя я и мог бы гораздо пространнее остановиться на творениях Бенвенуто, художника во всех своих делах гордого, смелого, быстрого, крайне живого и неистового человека, даже слишком хорошо умевшего говорить правду в глаза сильным мира сего и с таким же успехом, с каким он умел в искусстве пользоваться своими руками и своим талантом, я ничего больше о нем не скажу, тем более что он сам написал о своей жизни и о своих произведениях, а также трактаты о ювелирном деле, о плавке и литье металла и о скульптуре, и притом гораздо более красноречиво и последовательно, чем это, пожалуй, сумел бы сделать я, и потому, говоря о нем, я ограничусь этим кратким перечнем его главных и наиболее выдающихся творений.
ФРАНЧЕСКО ДА САНГАЛЛО
Франческо, сын Джулиано да Сангалло, скульптор, архитектор и академик, достигший ныне возраста семидесяти лет, создал, как уже говорилось в жизнеописании его отца и в других местах, множество скульптурных произведений, как то: три мраморные фигуры, несколько больше натуральной величины, поставленные на алтаре церкви Орсанмикеле, а именно св. Анну, Богоматерь и Христа, фигуры весьма одобренные, несколько других также мраморных статуй на гробнице Пьеро деи Медичи в Монте Кассино; гробницу епископа де Марци в церкви Нунциаты и, наконец, гробницу монсиньора Джовио, историка своего времени. Равным образом создал он во Флоренции и других местах много красивых и хороших архитектурных произведений и заслужил за свои добрые качества и за верную службу своего отца Джулиано неизменное к себе благоволение семейства Медичи, которые и вывели его в люди. Недаром герцог и предоставил ему место главного архитектора собора, освободившееся после смерти Баччо д'Аньоло.
БАРТОЛОМЕО АММАНАТИ
Что же касается Амманати, также одного из первых наших академиков, то здесь нет надобности особо на нем останавливаться, так как о нем достаточно уже было сказано в описании творений Якопо Сансовино. Все же назову его учеников и академиков: Андреа Каламека из Каррары, весьма опытного скульптора, который под руководством Амманати выполнил много фигур и который после смерти упоминавшегося Мартина был приглашен в Мессину на место, которое занимал в свое время фра Джован'Аньоло, и там же и умер, а также Баттисту ди Бенедетто, юношу, который уже доказал, что из него должен получиться превосходнейший живописец, каковой, впрочем, и получится, ибо во многих своих вещах он по качеству
