СРЕДА
Глава четвертая
Отец пристрастился являться к Торну под утро.
Из-за боли в спине уже где-то с пяти часов утра ему не спалось. Он лежал в темноте, в единственно удобной позе, какую мог найти, — подтянув колени к груди, — и думал о своем отце. Время от времени ему удавалось вновь погрузиться в сон, и тогда их неожиданные встречи становились более странными, более драгоценными — отец неизменно снился ему в эти час-два перед тем, как надо было вставать.
В снах сына Джим Торн являлся, находясь на последней стадии болезни Альцгеймера, где-то за полгода до того, как он погиб в огне. Это так похоже на отца, думалось Торну: он всегда был таким несговорчивым, таким кровожадным. Почему бы ему не являться во снах еще молодым мужчиной? Или, по крайней мере, человеком, чей разум еще не слетел с катушек? Вместо этого отец являлся ему разозленным и сквернословящим, теряющим нить разговора, рассеянным, взбешенным и потерянным.
Беспомощным…
Частенько старик лишь сидел на краешке кровати Торна и жаждал начать расспросы. Так он вел себя перед смертью. Наплевательское отношение к хорошим манерам соседствовало с зацикленностью на пустяках, каталогах и викторинах.
— Назови десять самолетов-истребителей Второй мировой войны! Какие три пресные озера самые большие на Земле?
Перейдя к другому тесту, он вводил варианты ответов:
— Из-за чего начался пожар, в котором я погиб? (А) — случайно, (Б) — в результате поджога.
За этим следовал вопрос, на который Торну было ответить легче:
— Кто виноват? (А) — ты, (Б) — ты.
Обычно именно в этот момент Торн просыпался, и некоторое время вопрос не выходил у него из головы. Вызываемое им чувство было хорошо известно Торну, однако он затруднился бы дать ему точное определение. Не то чтобы стыд — пожалуй, лишь тень стыда. Как человеческие отношения, которые «переживают не лучшие времена», уже стали ущербными и рано или поздно проявятся в полной мере. Торн, как автомат, совершал утренний ритуал — душ, завтрак, одевание, — пока память о сновидении не исчезала. Он чувствовал, как вода щиплет его кожу, когда он брился, а сухой завтрак во рту превращается в уголь.
Вчера поздним вечером он усадил Фила Хендрикса в мини-кеб. Как обычно, он предложил ему диван, но Хендрикс захотел поехать домой. Выпендреж по поводу того, чтобы прогуляться в поисках достойной замены его дружку, длился недолго. Пиво смыло всю его браваду, к концу долгого вечера его глаза опять были полны слез, и он отчаянно желал оказаться дома, на случай, если Брендон решит вернуться.
Торн отправился в кухню, стоя съел тост с повидлом, слушая лондонское радио и ожидая, пока подействует утренняя доза болеутоляющего.
До годовщины смерти отца оставалось пять недель.
На улице стал накрапывать дождик, по радио ведущий пытался вставить хоть словечко в нескончаемый монолог некой слушательницы, которая разглагольствовала об ужасающем состоянии столичных железных дорог.
Он решил, что позвонит тетушке Эйлин — младшей сестре отца — и Виктору, лучшему другу старика. Возможно, они соберутся вместе, выпьют, помянут.
Они в семье никогда не были близки, и это так совершенно по-английски — сблизиться после потери. Однако, как бы там ни было, он все же сильно нуждался в этом сближении: ему было просто необходимо соизмерить свое горе с горем других. Ему требовалось побыть с людьми, которые могли бы поговорить с ним достаточно откровенно, не осторожничая.
По радио дозвонившийся в студию мужчина уверял, что предыдущая слушательница — властолюбивая грубиянка, но в одном она права: дороги — дерьмо.
Торн подумал о том, как там Маллены. Потеря близкого человека и полная неизвестность относительно того, что же с ним на самом деле произошло, — вероятно, худшая из потерь. Маллены старались держать себя в руках, не позволяли эмоциям чересчур разойтись. Он тут же подумал: «Как странно, что одно и то же слово имеет такие разные значения — утратить контроль над собой и расторгнуть брак».
Он накладывал еду в миску Элвис, когда зазвонил телефон. И хотя кодеин еще не слишком подействовал, одного звонка Портер было достаточно, чтобы он забыл о боли, которая пульсировала в нижней части ноги и отдавала в стопу.
Теперь они могут быть совершенно уверены, что Люка Маллена похитили. Кто бы ни удерживал парня, он наконец решил выйти на связь.
В окружном управлении, под красным флагом в углу, установили экран, а вокруг наспех сдвинули стулья. Сотрудники других отделов прекратили разговаривать, стояли не шевелясь или продолжали работать молча, а все сотрудники отдела по расследованию похищений столпились вокруг экрана и смотрели видеокассету, которую рано утром обнаружили у двери дома Малленов.
Когда запись закончилась, Портер, не сказав ни слова, перемотала пленку, и они просмотрели ее еще раз.
— Излишне говорить, что оригинал записи отправлен криминалистам на экспертизу, — сообщила Луиза. — Они обещали быстро обработать ее вместе с конвертом, в котором ее прислали, и дать ответ.
Криминалистический отдел Главного управления Столичной полиции работал со всеми сорока тремя полицейскими управлениями в Англии и Уэльсе. В нем проводились экспертизы огнестрельного оружия, волокон, ядов и иных отравляющих веществ, развернутый анализ крови, исследовались образцы наркотических веществ и всевозможных тканей. Лабораториям отдела, находящимся на набережной Виктории, обычно требовалось где-то около недели, чтобы провести экспертизу отпечатков пальцев или сделать анализ ДНК. Запрос особой важности существенно ускорял процесс: если повезет, они получат ответ через день, во всяком случае, относительно того, что касалось отпечатков.
— Думаю, нам это не слишком поможет, — сказала Портер. Она указала рукой на экран. На нем застыло изображение приближающегося к Люку Маллену мужчины, лица которого видно не было. В одной руке он держал мешок, в другой — шприц. — Похоже, они знают, что делают.
— А что может быть в шприце? — спросил Холланд. Один из детективов, стоявших передним, — рослый шотландец с короткой косичкой — обернулся.
— Рофипнол или диазепам. В общем, любой препарат бензодиазепинового ряда.
— А как им удалось его достать?
— С помощью компьютера и кредитной карточки. Сейчас это до смешного просто. На прошлой неделе закрыли сайт, на котором продавался набор из пузырька с кетамином и парочки шприцев в красивом кожаном футляре. Выставили этот «комплект для гарантированного соблазнения» за 19 фунтов 99 пенсов.
— Неужели он не понимает, что делает, если постоянно держит мальчишку на антидепрессантах?
Торн прислушивался к обмену репликами, но сам не сводил глаз с экрана телевизора, с застывшего, слегка искаженного изображения мальчика и мужчины, который держал его в заложниках. В глазах у парня читался страх. Страх сковал все его естество, хотя, конечно, ради родителей он и старался храбриться. Но эта маска тут же спала, когда к нему стал приближаться мужчина.
Шотландец покачал головой:
— В Сети даже учат, как колоться. Там полным-полно разных самоучителей. Что колоть, в каких дозах…
— Знаете по собственному опыту? — произнес Торн.
После этих слов повисла продолжительная пауза.
Затем обсудили и распределили задачи. Оперативникам не на что было особенно опираться — часть номерного знака машины, то ли синей, то ли черной, да несколько свидетелей, которые видели, как Люк
