окажется такой безрассудной. Я не хотел быть грубым, мне очень жаль Кетлин, но, как и в случае с теми двумя, у меня не оставалось выбора. — Впервые за несколько минут он посмотрел на Мэгги Маллен. — Мэг говорила мне, как я должен поступить…
Миссис Маллен даже подпрыгнула в кресле.
— Что-о-о?
— Делала намеки, — объяснил Ларднер. — Мы общались по телефону, в тайне от всех… и когда она мне рассказала о действиях полиции, о Фристоуне и остальном…
— Я хотела, чтобы ты остановился, чтобы понял, насколько все бессмысленно.
— Я знал, что на самом деле она говорила: тебе необходимо принять меры, чтобы защитить себя.
— НЕТ!
Подобие ласковой улыбки.
— Именно тогда я понял, что ее чувства ко мне все еще сильны. Как раньше.
— Ты чертов психопат, Питер. — Мэгги и раньше это подозревала. Но теперь, когда она увидела подтверждение своим подозрениям воочию, ее лицо выражало уныние и шок. — У тебя совсем крыша поехала…
Ларднер взглянул на Торна, пожал плечами и улыбнулся. Потом подмотал сантиметров тридцать веревки.
Из подпола донесся глухой стук: удар туфли о деревянную ступеньку.
— Отпусти мальчика, — попросил Торн. — Я останусь.
Ларднер посмотрел на него:
— Вы оба останетесь.
Еще один рывок, еще кусок намотанной веревки. Еще один глухой стук за дверью, и голос, едва различимый, но было понятно, что кто-то охнул от боли.
Такой же мучительный вздох вырвался из груди Мэгги Маллен. Она бессвязно повторяла «пожалуйста» и «не надо», потом уронила голову на колени. Ее голос стал глуше, а леденящие звуки мольбы переросли в звериное мычание.
Ларднер непонимающе смотрел на женщину, которую, по его утверждениям, любил, как будто кто-то другой, только не он сам, был причиной ее страданий.
Она подняла голову, затаила дыхание, пытаясь найти на его лице признаки сочувствия.
Торн не отрывал взгляда от Ларднера. Он задавался вопросом: что на самом деле значила для него эта женщина? Потом он опустил глаза на нож в левой руке мужчины. Ларднер что, левша? Он думал сделать рывок, но не шевелился.
— Ладно… выходи.
Как только Ларднер поднялся и стал наматывать на руку веревку, вскочили со своих мест и остальные. Ларднер подтягивал к себе веревку, быстро вращая рукой и наматывая веревку на локоть, во второй же руке он продолжал держать нож. Торн и Мэгги Маллен не отрывали взглядов — с надеждой, с ужасом — с маленькой коричневой двери.
В те мгновения тишины между ударами ног о ступени лестницы, Торн, казалось, становился глухим, а кожа у него на теле продолжала натягиваться — его охватило такое чувство, что она вот-вот лопнет на костях. Он представил, как сдавливаются мышцы и прослойки жира. Кровь стремительно приливает в поисках пути наименьшего сопротивления и вырывается фонтанами из-под кожи, которая растянулась и истончилась. На какую-то одну странную долю секунды ему показалось, что он чувствует, как кровь собирается, чтобы хлынуть потоком из маленькой ранки на руке. Он крепко прижал ладонь к бедру.
Веревка теперь была туго натянута высоко над полом.
Шум на лестнице становился все громче…
Мэгги Маллен закрыла лицо руками. Они перестали дрожать, когда она зажала ими рот. Тут двери подвала от удара плеча открылись, глухо ударились о стену и в комнату, спотыкаясь, вошел ее сын.
Она страшно завопила, когда увидела, что у него нет лица.
Глава двадцать восьмая
— Признаюсь, я виноват, — оправдывался Ларднер. — Но он слишком обрадовался, когда я сказал ему, что ты приедешь. Слишком расшумелся.
Он пригрозил Мэгги Маллен ножом, когда та хотела броситься к сыну, потом повернул нож, указывая на работу своих рук.
— Я немного спешил, но, разумеется, проверил — дышать он может…
Черная лента была как зря обмотана вокруг лица Люка — Ларднер делал это в такой спешке, что остаток ленты на бобине свисал на плечо мальчика, издавая странные звуки, когда Люк двигался. Из веревки вокруг его шеи была сделана петля, которая туго затянулась у Люка на шее, когда он встал у дивана.
Люк стоял, раскачиваясь на одном месте.
Волосы его были измазаны кирпичной пылью, а небесно-голубой форменный школьный пиджак с оторванным карманом стал от грязи блекло-серым. Одна рука безжизненно висела вдоль тела, а другой он схватился за веревку вокруг шеи. Торн видел, что тыльная сторона его ладоней была почти черной от грязи и кровоточила.
Мальчик инстинктивно дернулся к матери, петля вокруг шеи еще больше затянулась, он застонал и издал рык, когда Ларднер потянул его к себе. Из-за пленки произнесенное Люком слово было скорее похоже на свист. Его было не разобрать, но оно легко угадывалось.
В нем явно было два слога.
«Мама…»
Мэгги Маллен хотела позвать сына, но захлебнулась в рыданиях. Она невнятно повторяла его имя, когда бросилась к Торну, протянула руку и схватила его за рукав кожаной куртки.
Торн не двигался. Что бы она ни натворила, какая бы вина на ней ни лежала, невозможно было не испытывать хоть капли сочувствия к этой женщине. Увидеть то, что увидела она. Стать свидетелем того, как страдания все глубже отпечатываются на ее лице.
Люк качнулся и снова закричал.
Его нос, выглядывавший сквозь дыру в толстой маске из пленки, казался неприлично розовым и мягким. Пленка была неровно намотана по самые глаза, которые безостановочно моргали, когда он из темного подвала ступил в гостиную.
Ларднер подтащил мальчика к себе поближе, на этот раз еще более резко.
Он опять стал размахивать ножом — сначала у лица Люка, потом указывая на дверь подвала.
— По правде говоря, — сказал он, — это просто глупость. Там внизу хорошее освещение, но лампочку нужно поменять. На самом деле она перегорела как раз перед смертью мамы, она попросила меня ее заменить. Я пообещал, но ты же знаешь, что до таких вещей никогда не доходят руки. Поэтому…
Что-то в лице Торна его насторожило.
— Теперь тебе кажется, что здесь происходит что-то из фильма типа «Психоз»? И я пытаюсь сохранить все так, как было при жизни мамочки, да? — Он улыбнулся. — Знаешь, я не запирал свою мамочку наверху.
Он вытянул ногу, стукнул по покрытому пылью дивану.
— Уверяю тебя, знаю это по опыту…
— Год назад я потерял отца, — сообщил Торн. — Почти ровно год назад.
На лице Ларднера отразилось облегчение.
— Тогда ты сам знаешь.
— Я знаю, что это тяжело. Но никто не должен за это расплачиваться.
— Она не за это расплачивается.
— Тогда за что?
