Где мальчик?
Мужчина, женщина, веревка, нож…
А где, блин, пацан?
Глава двадцать седьмая
— Я знал, что она врет.
— Питер…
— Врет, что приехала одна. — Ларднер костяшками пальцев поправил на носу очки. — Я по голосу сразу понял: врет!
Он засмеялся.
— Я имею в виду, что частенько слышал, как она говорит неправду. Например, лежит рядом со мной, нагая, и рассказывает мужу, что занята, что у нее собрание.
Шум в голове Торна уже утих настолько, что он мог сформулировать ответ.
— Она лгала многим людям, — сказал он. Торн взглянул на покрытое пылью кресло, в котором прямо передним, под маленьким окошком, сидела Мэгги Маллен. На него она даже не взглянула, а то и дело переводила взгляд с Ларднера на коричневую, обшитую панелями дверь в нескольких метрах от нее.
Ларднер сидел на полу, прислонившись к дивану, который находился справа от Торна, когда тот вошел в маленькую гостиную. На Ларднере были джинсы и рубашка кирпичного цвета, ноги он подтянул к груди. Его руки свисали между коленями, в одной руке он держал кухонный нож, а другой сжимал конец туго натянутой веревки, которая исчезала за дверью под лестницей.
Там, вероятно, был подвал.
Торн задал вопрос, хотя ответ на него знал, едва ступив в гостиную.
— Где мальчик?
Откуда-то снизу послышался шум. Веревка сместилась, дернулась на белых окрашенных досках пола.
Люк Маллен был жив.
Ларднер повернул голову к двери и крикнул:
— Брось, сынок, я же предупреждал тебя: веревка должна оставаться натянутой. Стой там, где стоишь, поднимешься сюда, когда я буду готов.
Мэгги Маллен подалась вперед. Ее кулаки крепко сжимали ткань свитера, растягивая ее и выкручивая.
— Питер, ради бога…
— Тебе лучше помолчать… правда, — отозвался Ларднер. — Мы это уже обсуждали.
Его голос звучал устало, но расслаблено и спокойно. Он посмотрел на Торна и округлил глаза, как будто только он, как мужчина, мог понять, насколько раздражает это бабское нытье.
Торн слегка кивнул, попытался улыбнуться.
Ларднер поднял руку, в которой держал нож, почесал затылок. Несколько пучков темных волос были разбросаны по всей комнате, он уже дня два не брился.
— Глупость, — заметил Ларднер. — Какая, черт возьми, глупость!
Под тяжестью Торна, когда он пошевелился, скрипнула половица. Он видел, как взгляд Ларднера в одну секунду метнулся к нему.
Никто не расслабился…
— Ты сядь, — Ларднер кивнул на низкий сосновый пенек рядом с камином.
Торн стал отступать, пока не уперся о край камина и медленно не сел. Он огляделся, как человек, который собирается снять эту комнату. На потолке — завитушки, как морозный узор. Небольшой пейзаж в покрытой лаком раме. Деревянный барометр. У двери, сбоку, на полке несколько книг в твердых, но уже оторванных переплетах. Из каменной вазы у камина торчал запыленный букет из сухих цветов.
— Почему мы здесь? — спросил Торн.
Ларднер выглядел несколько сбитым с толку.
— Не помню, чтобы я кого-то приглашал.
— Ты знаешь, о чем я. Почему именно здесь?
— Что ж, логичный вопрос. Потому что все это бессмысленно, и не меня следует спрашивать. — Он на несколько сантиметров подтянул к себе веревку и накрутил ее вокруг запястья. — Не хочу, чтобы это прозвучало как детский лепет, но не я все это начал.
— Господи, Питер. — В голосе Мэгги Маллен внезапно послышалась злость. — Нельзя же всю вину перекладывать на меня. Единственное, чего я добивалась, — прекратить наши отношения. Я не сделала ничего дурного.
Создавалось впечатление, что он ее не слушает.
— Она допустила ошибку. С тех пор все и разладилось. Я не мог поверить, что она попытается так больно меня ранить. Я убедил себя, что она не ведала, что творит…
— Нет, — возразила она. — Я как раз ведала, что творила.
— Смерть родителей очень тяжелая утрата, нам всем об этом известно. Ты можешь понять, насколько это тяжело? — Он взглянул на Торна, ожидая ответа. — Можешь?
Торн кивнул.
Ларднер вновь сделался словоохотливым, а тон его стал непринужденным.
— Поэтому поступить так, как поступила она, когда я страдал после смерти матери, было… настоящим преступлением. Да, именно так бы я это назвал. Я был в отчаянии, и не боюсь тебе в этом признаться. И не считаю, что я показываю свою слабость или веду себя совсем не по-мужски. Я не хотел ее потерять и сейчас не хочу, поэтому отчаянно цепляюсь за свою любовь. И когда она заговорила о несчастном случае с Сарой Хенли, затеяла всю эту возню и стала делать глупые намеки, я решил: надо что-то предпринять.
— Я просто хотела уйти, — закричала Мэгги Маллен. — Это я была в отчаянии.
Торн посмотрел на веревку. На нож. Он чувствовал, как напрягся каждый мускул его тела.
Ларднер продолжал свой монолог, обращаясь к Торну и игнорируя женщину, которую, по той или иной причине, обвинял во всех смертных грехах.
— Я должен был сам забрать парня, — продолжал он. — Но это было непросто — из-за работы и тому подобного. Хочу тебе сказать, это влетело мне в копеечку — нанять тех двоих. Вероятно, если бы я продал этот дом после маминой смерти, ничего бы не произошло.
Торн уже знал большую часть истории, но все равно испытывал определенное любопытство. Полиция считала, что отношения Нейла Уоррена с Амандой Тиккел как врача и пациентки — вот ниточка, которая вела к Гранту Фристоуну. Но сейчас Торн вспомнил, что Каллем Ропер говорил о том, что они с Ларднером были знакомы.
— С Амандой вас познакомил Нейл Уоррен?
Ларднер ухмыльнулся.
— Нейл очень добросовестный человек, — сказал он. — Он поддерживает связь и регулярно встречается с некоторыми своими старыми клиентами, несмотря на то что большинство из них уже давно опять «подсели» на героин, кокаин или алкоголь. Проводит с ними разъяснительные беседы, говорит о Боге. Чрезвычайно трогательно с его стороны…
Веревка была потертой и грязной, судя по виду — старый буксирный канат. Торн изо всех сил пытался не думать о мальчике на другом конце веревки. О том состоянии, в котором он мог пребывать.
— Я встретил Аманду с ее приятелем на одной из вечеринок, которые устраивал Нейл, — признался Ларднер. — И когда я стал разрабатывать план, как лучше выкрасть мальчика, то понимал, что она на такое способна. Аманда всегда отчаянно нуждалась в деньгах.
Нож медленно раскачивался, его рукоятку Ларднер держал большим и указательным пальцем. Было похоже, что этот нож из того же набора, что и нож, которым он уже убил Аллена и Тиккел.
— Почему все должны были умереть? — спросил Торн.
— Не могу сказать. В то время эта мысль показалась мне отличной, не было чувства, что идея
