Гитлер, который иногда проявлял себя как глубоко эмоциональная натура, когда до него доходили новости о судьбе того или иного города, лично и не один раз посещал территории, подвергшиеся бомбежкам. Наконец, когда он передал до этого момента осуществлявшееся люфтваффе руководство гражданской обороной национал-социалистической партии, он решил, что сделал достаточно, чтобы решить все проблемы.
Отношение генералов и фельдмаршалов к страданиям гражданского населения можно легко понять, прочитав их мемуары. Давайте обратимся к генералу фон Типпельскирху и его «Истории Второй мировой войны»: «Какими бы болезненными ни были потери в личном составе и технике, с точки зрения ведения войны бомбежки были недопустимы».
А фельдмаршал Кессельринг в своих мемуарах «Солдат до конца», делая легкий реверанс тому, как стойко гражданское население Британии перенесло пять месяцев бомбежек, в то же время ни единым словом не обмолвился о достойной не меньшего восхищения стойкости граждан Германии, ставших несколько позднее целями в чуть ли не односторонней бомбовой войне.
Страдания немецких мужчин, женщин и детей в тылу не слишком занимали умы фельдмаршалов и генералов. Чувствовалось, что их сердца это не трогало.
Эта отстраненность явно видна в откровенных комментариях доктора Ф. Хартлауба, который был ответственным за ведение официальных записей в штабе Верховного главнокомандования: «Конечно, мы прекрасно знаем, что происходит, но, честно говоря, я не знаю, смогу ли я воспринять это, проявляя искреннее сочувствие. Отсюда нам видно все, что происходит на войне. Это наша работа. В некоторые дни тяжелых боев в налетах участвует до 3 тысяч бомбардировщиков противника. Затем наступает период плохой погоды. За это время противник продвигает еще дальше свою наземную структуру, а мы вырабатываем новый план действий для ночных истребителей. Затем какое-то время удары нацелены, скорее, против наших заводов по производству горючего, чем против городов. Но здесь подробности являются для нас больше помехой, чем подспорьем, поскольку мы никак не можем их использовать. Возможно, это звучит противоречиво, но такова правда».
Война, в которой пришлось участвовать солдатам, редко давала им случай понять страдания и нужды гражданского населения. Пока на фронте удавалось удерживать позиции и отражать удары противника, в вермахте существовала тенденция рассматривать гражданскую оборону как своего рода общественную организацию, как централизованно управляемую структуру взаимопомощи, в которую можно обращаться по мере необходимости.
Осознание того, что организация и развитие гражданской обороны не являются чем-то второстепенным, но так же важны, как и ведение боев на фронте, пришло к властям вынужденно, под влиянием горького опыта Второй мировой войны. Что ж, давайте надеяться, что этот опыт никогда не будет забыт.
Ближе к концу войны, когда проблемы становились все более серьезными, вермахту приходилось направлять довольно значительные силы из своих резервов в подвергшиеся бомбежкам города для оказания помощи в спасательных работах. Эти солдаты выполняли свои обязанности грамотно и ответственно. Они делали все, что могли, для тех, для кого что-то еще можно было сделать. Но для них эта работа была лишь чем-то вторичным.
Искушение взвалить на несчастные люфтваффе вину за то, что происходило с еще более несчастным гражданским населением, было слишком соблазнительным, чтобы противостоять ему. Но те, кто имел хоть какое-то представление о чрезвычайных трудностях, с которыми пришлось столкнуться люфтваффе, не могли предъявить им серьезные обвинения в пренебрежении своим долгом.
Еще меньше доверия было к расчетам зенитных батарей: меньше доверия, но и меньше претензий. Люди, скорее, сами чувствовали себя виноватыми перед артиллеристами. Действительно, сначала их усилия не приносили успеха, и свидетельства промахов зенитчиков часто можно было видеть в ночном небе, когда снаряды взрывались, так и не достигнув целей, как во время фейерверка. Но люди понимали всю необъятность трудностей, то, что артиллеристам ставились задачи, выходившие за рамки их возможностей, задачи, выполнение которых, по всей вероятности, было невозможно на тогдашнем уровне технического развития.
Потом, когда обстановка на фронте становилась все более и более серьезной, батарея за батареей стали сниматься с позиций и отправляться на фронт. В результате в самые худшие времена многие города, которые прежде имели защиту, теперь превратились практически в открытые города. Очень часто в тылу оставляли только устаревшие орудия. Порой они сами годились лишь на роль мишеней. К тому же теперь расчетами таких орудий были не подготовленные солдаты, а школьники, военнопленные или призванные на временную службу рабочие. Расчеты прожекторов состояли из девушек. Они же выполняли обязанности дальномерщиков и вычислителей. Командир одного из подразделений ПВО, по воспоминаниям очевидцев, имел обыкновение торжественно обращаться к своим подчиненным следующим образом: «Дамы и господа, друзья рабочие, школьники, а также tovarishchi!» Насколько этот рассказ был достоверным, было ли это преувеличением, но он отражает состояние подразделений зенитной артиллерии в конце войны.
Но, несмотря на все стенания по поводу возможностей зенитных батарей, более поздние исследования показали, что их эффективность была гораздо выше, чем это было принято считать. Во время самого крупного авиационного наступления союзников, когда американские бомбардировщики атаковали хорошо защищенные промышленные объекты, по возвращении самолетов на базы обнаруживалось, что примерно четвертая их часть получала настолько серьезные повреждения от огня зениток, что их приходилось отправлять в ремонт. Количество таких машин составляло ежемесячно до 4 тысяч. Кроме того, в результате огня зенитных орудий и действий ночных истребителей было ранено примерно 20 тысяч человек прекрасно подготовленного летного состава.
И самое последнее: громкая канонада, которую поднимали батареи зениток, энергично выбрасывая в небо целые склады боеприпасов, давала людям внизу ощущение того, что их не бросили одних. Возможно, это и было самым ценным результатом их деятельности.
Анестезия пропаганды
После окончания войны все единодушно признали, что внутри Германии пропагандистская кампания по противодействию пропаганде противника и поддержанию морального состояния немецкого народа была «эффективной и успешной, как никогда прежде». Любимым высказыванием Наполеона было, что соотношение морального духа солдата соотносится с его физическим состоянием как 3:1. Пропагандистский аппарат Геббельса, а другого в стране не было, понимал это очень хорошо и действовал соответственно. Он оказал весьма значительное воздействие на стойкость немецкого гражданского населения под ударами бомб.
Эффект пропаганды в результате усиления мощи вражеских воздушных ударов только возрастал. Все чаще происходившее разрушение целых кварталов и даже городов давало ужасающей силы урок относительно того, чего добивается враг. Вызывает сомнение, что, не будь этих сокрушительных ударов, немецкий народ сумел бы выстоять до конца, изыскав в себе новые запасы сил, о наличии которых и не подозревал. К концу войны безжалостные дневные удары авиации, план Моргентау, а также требование союзников безоговорочной капитуляции предоставляли Геббельсу основные материалы для работы.
Тремя основными постулатами пропаганды Геббельса, которая призывала держаться до последнего, было:
1. За новый великий Германский рейх стоит бороться и стоит погибать.
2. Правительство делает все возможное для того, чтобы защитить гражданское население или, по крайней мере, жестоко отомстить врагу.
3. Единственная альтернатива победы Германии – полное ее уничтожение.
В первые годы войны, когда победы следовали одна за другой, было нетрудно поверить в хвастливые заявления Геринга о полном превосходстве люфтваффе. После Любека власти предпочли замалчивать правду под предлогом «соблюдения секретности». Поэтому с началом массированного британского авиационного наступления немецкие пропагандисты оказались в замешательстве. Поскольку город за городом подвергались опустошительным налетам, властям приходилось признать по крайней мере часть правды. Но они всегда делали это с некоторым опозданием, громко оповещая население о якобы тяжелейших потерях, которые понесли атакующие бомбардировщики противника. Причем ущерб, нанесенный противнику, по крайней мере в четыре раза превышал собственные потери. По прошествии
