Вам решать, комиссар!

* * *

— Мы открываем только в шесть, — крикнул сквозь запертые двери Рикки, хозяин дискотеки «Зеро». Его возмущенный тон объяснялся тем, что он понятия не имел, кто стоит под дверью.

— Вы ищете неприятностей на свою голову, — раздался голос снаружи.

И моментально двери открылись, поскольку на крыльце стоял инспектор Михельсдорф. Рикки и смотреть не стал его удостоверение:

— Что вы, что вы, инспектор, я вас сразу узнал. Вы в Швабинге человек известный.

— Что вы говорите? — ухмыльнулся Михельсдорф. — Это может пригодиться, если попрут из полиции. Ну ладно. — Он сунул Рикки под нос фотографию. — Некая Фоглер — ты ее знаешь?

Сложив руки на животе, Рикки попытался сделать вид, что рад бы помочь, но вот беда — ничего не помнит.

— А я ее должен знать?

Михельсдорф отреагировал неожиданно резко:

— Ты что, собираешься со мной дурака валять? Смотри, а то я как следует проветрю твой паршивый курятник, где курят марихуану, а так называемая концертная программа больше похожа на турецкую баню.

— Ну если речь о Фоглер, с той я немного знаком, — заторопился Рикки. — Что вы о ней хотите знать?

— Всего две вещи, — четко потребовал Михельсдорф. — Какие заведения обычно посещает эта особа, кроме твоего? И мне нужны имена ее клиентов, и случайных тоже! Сделаешь список. И не советую о ком-нибудь забыть. Даю тебе пять минут!

Отрывки из трех телефонных разговоров, состоявшихся в воскресенье с 16.05 до 16.15

1. Звонок фрау Циммерман комиссару Циммерману:

Она: Прости, что беспокою. Я хотела только спросить, есть надежда, что ты вечером придешь домой?

Он: К сожалению, нет. Так что вечер планируй сама. Ты ведь это хотела услышать? И насколько я тебя знаю, теперь скажешь, что у тебя на уме.

Она: Звонил Тони (адвокат Энтони Шлоссер, их общий друг детства; на вилле его матери все трое провели золотые годы юности, и это обязывало). Из Аугсбурга приехала его мать и хотела провести со мной вечер. Тони передал тебе сердечный привет.

Он: Передай привет от меня Тони и его матери. Разумеется, ты должна пойти с ними. Куда собираетесь?

Она: На Бал наций, это какой-то чемпионат по танцам в Фолькс-театре. Ты не возражаешь?

Он: Ни в коем случае. Тебе нужно встряхнуться. Вполне возможно, мы там увидимся. Не исключено, что мне придется зайти туда по служебным делам. Желаю хорошо провести вечер!

2. Звонок ассистента фон Готы Генриетте Шмельц:

Фон Гота: Не хочу надоедать, но Гольднер заверил, что вы передумали и согласны меня принять.

Фрау Шмельц: Да, я не возражаю. Вот только не уверена, заинтересует ли вас то, что я скажу. Касается это моего сына Амадея.

Фон Гота: Если позволите, я к вам приеду, и только вам решать, о чем пойдет речь. Сейчас буду.

3. Звонок фрау Сузанны Петеру Вардайнеру:

Сузанна: Ну как дела? Хорошо себя чувствуешь?

Петер: Отлично! На совещании в редакции мне удалось отстоять все свои предложения.

Сузанна: И что, никто не возражал? Тебе это не кажется подозрительным?

Петер: Напротив, Бургхаузен предоставил мне полную свободу. Ему хватает хлопот и без этого — он в отъезде.

Сузанна: Петер, тут нечему радоваться, скорее, надо быть настороже. Боюсь, они сознательно заставляют тебя сунуть голову в петлю.

Петер: Господи Боже, Сузанна, я рад, что ты волнуешься из-за меня, но это уже чересчур. Твоя забота начинает меня утомлять. Займись-ка чем-нибудь другим.

Сузанна: Как хочешь. Меня приглашал в гости Бендер, ну помнишь, тот актер. Что скажешь?

Петер: Опять эти женские штучки? Но я решил, и тебе меня не сбить!

Сузанна: И все же я тебе советую как следует все взвесить. Я буду у Бендера, можешь туда позвонить, но смотри, чтобы не оказалось слишком поздно.

* * *

Шмельц решил навестить одну из своих приятельниц на Тегернзее. Ему захотелось выпить кофе с доктором медицины Марианной Ольмюллер, хозяйкой частного санатория.

Марианна приняла его более чем сердечно. Она относилась к тем двум десяткам женщин, что хранили стопки его лирических любовных писем. Кроме того, Шмельц много лет помогал ей основать и содержать санаторий, который в свое время она создала лишь благодаря ему.

— У тебя усталый вид. — Марианна нежно взяла его за руку, словно щупая пульс.

— Да с женой проблемы, — пояснил он, и казалось, в самом деле для него нет ничего важнее.

— Ну разумеется! — И приятельница поспешила с профессиональной оценкой: — Генриетта — существо нервное, слабое, болезненно истеричное и психически неустойчивое. У нее явно заметны суицидные тенденции.

— Ты могла бы дать такое медицинское заключение, Марианна? — умоляюще взглянул он. — Ведь ты не раз ее обследовала. Особенно последние пару лет, когда у нее появилась тяжелая депрессия на почве климакса. Изложить все это письменно, если понадобится?

— Ну почему же нет, Анатоль? Если нужно тебе помочь, придумаю что-нибудь. — Она нежно и понимающе улыбнулась. — Я человек благодарный и никогда не забуду, сколько хорошего ты для меня сделал и сколько дивных минут пережили мы вместе. Если у тебя есть время, я хотела бы показать тебе кое-какие планы по расширению санатория. Есть возможность сделать это на выгодных условиях, и было бы здорово, если бы ты опять вошел в долю.

* * *

Цепная реакция:

1. Из тайной беседы Себастьяна Иннигера, заведующего типографией «Мюнхенских вечерних вестей», и директора «Мюнхенского утреннего курьера» Вольриха:

Иннигер: Я только что просмотрел верстку завтрашнего номера. Большой некролог о Хорстмане написал Фюрст. На первой полосе еще речь американского президента и Генерального секретаря КПСС. Но главный шлягер номера — статья Вардайнера. На третьей полосе — огромный материал с подробными фактическими данными. В основном, о спекуляциях земельными участками, несколько раз там упомянут Шрейфогель: Это вам важно, да?

Вольрих: Это чертовски важно! Постарайтесь раздобыть оттиски, особенно той статьи, где речь о Шрейфогеле. И некролог по Хорстману — тоже. Получите по сто марок за каждый.