члены земельного ландтага, торговой палаты, магистрата, союза предпринимателей, а также владельцы и издатели ведущих мюнхенских газет. В этом году среди них не было таких магнатов прессы, как Фридман из «Вечера» и Пробст из «Южнонемецких новостей», которые недавно отошли в мир иной. Не было и влиятельного Феликса Буттердака из «Меркурия» — в зимнюю непогоду он предпочитал солнечное побережье Испании. Зато свое участие подтвердили Бургхаузен и Вардайнер из «Мюнхенских вечерних вестей», а также Шмельц и Тириш из «Мюнхенского утреннего курьера». Правда, все четверо опаздывали. Ведущий чемпионата танцев объявил:
— Начинаем вступительный танец.
Инспектор Михельсдорф в 20.30 явился к шефу, комиссару Кребсу. Коротко доложив о проделанной работе, он заявил, что доказательств достаточно, чтобы заставить Фоглер говорить.
Пролистав бумаги, Кребс сказал:
— В отличие от вас, я думаю, что этого недостаточно.
— Для прокурора — да, допускаю, — не сдавался Михельсдорф. — Но если надавить как следует, ей все-таки придется заговорить.
Кребс поглядел на своего лучшего сотрудника с неудовольствием.
— Вы говорите — надавить?
— Это единственная возможность, — настаивал Михельсдорф. — Вы сами говорили: преступник всегда пытается повторить неудавшееся нападение, пусть даже на другую жертву.
— Тут я с вами полностью согласен.
— Значит, я могу действовать?
— Пожалуй, лучше сделать так, чтобы наши люди следили за Фоглер и при необходимости обеспечили ей охрану, — заметил Кребс.
— А лучше всего сделать и то и другое, — предложил Михельсдорф. — Будем следить за ней — и допрашивать тоже.
— Ну ладно, — сдался Кребс — Действуйте!
— Слушаюсь! — Михельсдорф был полон энергии. — Отправлюсь за Фоглер немедленно!
— Разумеется, не один.
— Вы хотите пойти со мной?
— Нет, с вами пойдет коллега Браш.
— Опять она… — кисло протянул Михельсдорф. — Ну ладно, если иначе никак…
Результаты предварительного этапа соревнований танцоров были очевидны. Югославы отпали после слоуфокса, швейцарцы сорвались на медленном вальсе, а французской паре не удался квикстеп. Остальные вышли в следующий круг.
Лотар из «Мюнхенского утреннего курьера», который должен был написать репортаж о чемпионате и которого якобы с санкции руководства откомандировал сюда Вольрих, кисло помечал что-то в блокноте. Эти вещи обычно поручались новичкам, но его откровенно провоцировали, и приходилось держать себя в руках.
Карл Гольднер представлявший «Мюнхенские вечерние вести», никаких заметок не делал. Репортаж такого рода он может написать хоть во сне. Начнет так: «Опять великолепный праздник!» Далее пойдет перечень всех собравшихся шишек — от федерального министра до владельца обувной торговли. Этого нужно помянуть — все же постоянный поставщик рекламы.
Гольднер имел свою точку зрения на всю эту показуху, но никогда ее не высказывал. Лишняя потеря времени — все равно никто не напечатает. Лениво и равнодушно следил он за суетой вокруг себя, но тут заметил, что появился Вардайнер.
Сев вместе с Сузанной за столик, Петер Вардайнер отметил, что Шмельца еще нет. Зато Тириш уже восседал в ложе, хмуро поглядывая вокруг. Недоставало также банкира Шрейфогеля, не видно было и его приближенных. Мюнхенский бургомистр, как всегда, сдержанно кивнул ему в знак приветствия. Увидел он и адвоката Шлоссера в компании двух дам. Ничего существенного, просто толпа публики на балу…
Вардайнер чувствовал себя прекрасно. Все шло как по нотам. Его статья против Шрейфогеля была в редакции принята на «ура». Только у Замхабера были замечания, но удивительно мало. Он с облегчением вспомнил об Ингеборг Файнер. Чудная девушка.
— Нам нужно с этим покончить, — сказал он ей.
И она ответила:
— Тебе виднее.
Ему казалось, что все в порядке. В том числе и с Сузанной. Он спросил ее:
— Ты ждала у Бендера, что я позвоню?
— Нет, — рассмеялась она.
— А почему нет?
— Не думала, что это еще могло что-то изменить. Зачем тебе звонить? Ведь ты обручен со своей газетой, а я — с тобой. И все.
— Спасибо, — сказал он.
— Начинаем полуфинал! — объявил распорядитель.
В это время на балу появился издатель Бургхаузен. Ни на кого не обращая внимания, он протиснулся прямо к Вардайнеру и хмуро бросил:
— Нам грозит катастрофа!
— Почему? — недоуменно воззрился Вардайнер.
— Ты же знал, что меня не будет! Я должен был уехать — дело не терпело отлагательства, — расстраивался Бургхаузен. — Значит, тебе нужно было быть под рукой, а ты взял и уехал…
— Да, потому что я закончил свою работу.
— И где ты был?
— Ты заявил, что нам грозит катастрофа. С чего вдруг?
— Из Кёльна звонил банкир Борнекамп!
— Ну и что? — беззаботно бросил Вардайнер.
Из восемнадцати танцевальных пар в следующий круг прошли только двенадцать. Из них четыре — из ФРГ (бурные аплодисменты).
— Господи Боже! — в отчаянии всплеснул руками Бургхаузен. — Неужели неясно, что нам грозит, если звонит Борнекамп?
— Похоже, он тоже наделал в штаны, — все так же беззаботно заметил Вардайнер. Но тут же напрягся, заметив, что появился Анатоль Шмельц, подсевший к Тиришу. Выглядели оба как плакальщики на похоронах.
— На этот раз мы приготовили им бо-ольшой сюрприз! — оптимистически заверил Вардайнер Бургхаузена, взяв при этом фрау Сузанну за руку.
— Можно сказать и так, — бесцветным голосом произнес Бургхаузен. — Но вот вопрос: кто будет смеяться последним?
Примерно в то же время — в 21.45 — инспектор Михельсдорф вместе с инспектором Браш — известной как Мамаша Браш — явились к Хелен Фоглер.
— Можно войти? — спросил он, добавив на всякий случай: — Мы из отдела комиссара Кребса.
— Пожалуйста, — сказала Хелен. — Только потише — дочка спит.
Михельсдорф, не дожидаясь приглашения, расселся в гостиной, достал из кожаного портфеля папку и раскрыл ее. Браш села ближе к Фоглер, наблюдая за обоими. Инспектор сразу перешел к делу:
— Надеюсь, фрау Фоглер, у вас было время подумать. И вы мне наконец расскажете о человеке, который выбросил вас из машины и избил.
— Не буду я рассказывать, — прямо сказала Хелен. — Я не обязана это делать, как мне сказал
