сдернуло обратно в горящий танк… Потом я не помню, как выскочил, что, где… Каким-то образом мне удалось отбежать метров на тридцать, и тут сдетонировала боеукладка… Ничего не слышу, выговорить ничего не могу! Меня даже не царапнуло, только контузило… Пришел в себя в медсанбате, где пролечился дней десять. Тут уже начал немножко говорить и слышать. За этот бой я был награжден орденом Красной Звезды.
Вернувшись в батальон, вступил в дальнейшие бои — как раз в это время мы подошли к городу Каменец-Подольскому. Помню, в боях на подходе к городу у нас почти кончилось горючее. Ночью немцы сбрасывали с самолетов горючее своим частям — на парашютах мешки с торцевыми подушками. Немножко не рассчитали, и большая их часть попала к нам. Сперва мы думали, что они нам набросали какие-то новые бомбы. Мол, дотронешься и взорвешься. Мы же молодые, пацанята еще, — нам интересно. Привязали трос к одному такому мешку, подвели к танку, дернули — не взрывается! А когда разнюхали, что это солярка, — давай кто больше натаскает. Заправили танки и уже тогда пошли на Каменец-Подольский. Немцы в городе бросили целые колонны машин. Весна, грязища непролазная, танки еле шли — не то что колесные машины. Трофеев было очень много! По итогам операции я был награжден орденом Красной Звезды. Так за одну операцию получил два ордена. Когда закончились основные бои у Каменец-Подольского, мы пошли дальше, на Тернополь. Освободили город Коломыя Ивано-Франковской области и встали в «маленькую оборону». Впереди нас стояли штрафники, потом мы стояли с танками, а уже потом, оттянувшись назад, стояла наша пехота. Там нам и вручили ордена.
В обороне стояли около месяца. Получили танки — меня назначили командиром взвода и дали Т-34– 85. Их пригнал командир взвода нашей роты старший лейтенант Коля Потапов: на одном танке он остался сам, а я принял вторую «восьмидесятипятку». На этих машинах был поставлен новый прицел ТШ-15, электрический спуск пушки и пулеметов, электромотор поворота башни. Эту машину я не знал, и Коля меня учил. Зато я ему передал свой боевой экипаж, а его, молодой, принял, и начал готовить его к последующим боям. Мой механик-водитель Витя Кожевников ушел к Потапову, но перед этим передал свой опыт молодому, что оставался в моем экипаже.
Здесь пришел приказ о проведении показных стрельб этой новой машины для командного состава 1-го Украинского фронта. Командующим фронтом у нас в то время был Жуков. А надо сказать, я отлично стрелял — у меня все время были удачные бои со стрельбой. Моему экипажу было приказано ночью вывести танк и привести его на площадку. Притащили два немецких танка «тигр». Поставили их рядом, один — лобовой броней, а второй — бортом. Я вывел свою машину и поставил ее где-то на расстоянии 1700 метров от целей. Эта пушка могла поражать немецкие танки на расстоянии до 2 километров! Я высадил наводчика, сам сел за прицел. У меня было время, и я послал пробные три снаряда — ни одного попадания! Берет мандраж! Не пойму, в чем дело! Я же стрелял очень хорошо! Менять машину нельзя — уже рассвело, немцы заметят. Прикинул и понял, что снаряд весит пуд. Когда заряжающий посылает его в казенник, то клин затвора поднимается и сбивает прицел. Сбой на миллиметр в танковом прицеле дает на расстоянии 2 километров 3–5-метровую ошибку. Рядом с танком стоял командир нашей бригады Фомичев: «Ты чего?» — «Товарищ полковник, Михаил Юрьевич, я уже понял свою ошибку. Стрелять буду я. Все будет точно». Вскоре подъехал Жуков. Я доложил, что экипаж готов к показным стрельбам. Мне дают команду выпустить три снаряда по бортовой броне и три снаряда по лобовой броне. Отстрелялся я лучше, чем на пятерку, — расстояние между попаданиями было приблизительно 40–60 сантиметров — вот какая кучность! Доложил Жукову. Все три снаряда, выпущенных мной в лобовую броню, пробили ее и взорвались внутри. А те, которые попали в борт, пробивали обе стенки и только тогда взрывались. За эти показные стрельбы был награжден маршалом Жуковым именными часами, на которые была выдана справка: «Выдано гвардии младшему лейтенанту Кулешову Павлу Павловичу… Заместитель Верховного главнокомандующего Маршал Советского Союза Жуков». Они сейчас хранятся в Челябинске, и справка тоже лежит в музее в Челябинске.
Здесь что получилось. Мы освободили город Тернополь, а немцы опять его захватили. Нас срочно сняли с обороны, погрузили на платформы, чтобы перебросить к Тернополю. Но бандеровцы подбили наш паровоз, эшелон разорвался, мы начали прыгать прямо с платформ как попало… Все-таки мы успели не дать немцам возможность пойти дальше и освободили Тернополь второй раз. После Тернополя мы пошли на Львовскую операцию. Во взводе было две машины Т-34–85.
И вот мы входим в прорыв в районе города Злочев. Начали продвигаться вперед — встретили сильный заслон противника. Львовская область — это своеобразное место: там и лес, и горы, и болота. В то время дорог там не было, а если и была трасса проведена, то по ней двигаться было невозможно. Бригада подошла, а пройти не может. Начали искать обход через лес. Там был овражек, по дну которого тек ручей. Танки прошли, дорогу разбили очень сильно. Наш взвод шел в конце. Машина Потапова села: Витя Кожевников не сориентировался, а командир его не поправил. И тут обстрел! Я обошел его танк рядом, загнал свою машину в укрытие, выскочил. Механик-водитель подал танк назад, я набросил буксирный трос, — и мы Потапова вытащили. Витя Кожевников вышел из танка, когда танк завели в укрытие: «Товарищ командир, я для тебя все сделаю. Будешь гореть — полезу в горящую машину, буду тебя спасать, потому что ты сделал такое благородное дело…»
Один заслон обошли, вышли на дорогу и пошли к селу Ольшаницы. Меня послали в разведку с тремя танками. При подходе к селу дорога делала S-образный поворот. Я просто почувствовал, что меня ждет засада. Сунулся одним танком, но не по дороге, где меня ждали, а напрямик, и действительно меня обстреляли. Подъехал командир бригады, я ему доложил: «Так и так, встретил заслон противника. Сказать, сколько, не могу, — но когда они открыли огонь, там было 5–7 стволов». Потом пошла разведка, уточнила, что там 4 танка и 4 противотанковых пушки. Командир бригады говорит: «Ты нашел, ты и уничтожай». Как так?! Одним экипажем?! Разве так можно?! Но когда мы порассуждали… Я доложил командиру бригады свое соображение, как можно уничтожить этот заслон противника. Он на дыбы: «Ты что, меня учить будешь?!» — «Нет. Просто соображение. Я там уже побывал. Все видел. На уничтожение заслона можно послать одну мою машину. Стреляющего я высаживаю и иду вперед, нахожу себе укрытия, откуда буду стрелять. Если меня заметят, начнут стрелять, — я отхожу на задней скорости на вторую позицию, где меня не ждут. Потом опять заднюю скорость и выхожу на третью огневую точку. Все остальные машины поставим на прямую наводку, и пусть они поддерживают меня огнем с места». — «Хорошо. Действуй».
Подошел к экипажу и говорю: «Я принял решение высадить стрелка-радиста и стреляющего. Остается механик-водитель, я и заряжающий». — «Почему?» — «Так мы погибнем впятером, а так — только трое».
Наши подняли шум, стрельбу, моторы работают — отвлекают немцев. Я сориентировался, вышел, подошел на близкое расстояние, выбрал себе огневые позиции и, пройдя пешком, отыскал безопасные пути подхода к ним. С первой огневой позиции я поджег два немецких танка. Больше стрелять мне не дали — открыли ответный огонь. Я — заднюю скорость, и выхожу на новую огневую позицию. С этой огневой позиции еще один танк уничтожил. Опять немцы открыли огонь. На третьей огневой позиции я уничтожил четвертый танк. И тут подоспел тяжелый танковый полк. Ко мне подошел ИС-2. Я на полном ходу рванул вперед, и мы подавили гусеницами пушки, уничтожили заслон противника и начали продвигаться к городу Львову. Двигались по дороге, обсаженной деревьями. Попали под налет авиации. Я расставил машины под деревьями, но не заметил, что блестящие траки гусениц остались на солнце. Самолеты из 37- миллиметровых пушек подожгли одну машину и подбили вторую — жалюзи были открыты, поскольку жарко. Никого не убило, но две машины мы потеряли. Самолеты улетели, подошли основные части, и мы пошли дальше.
С авиацией противника часто приходилось сталкиваться, да и наши штурмовики так один раз попали! Мы населенный пункт только взяли, машины кое-как укрыли, пехота встала. Я выскочил из танка, чтобы сориентироваться, где что. А тут откуда ни возьмись самолеты. Мы видим, что наши, советские штурмовики идут. Вот они заходят — и пошло… Я вскочил в танк, поймал их волну, слышу: «Миша, Коля, давай еще разочек зайдем, смотри, еще шевелятся». И заходят! А я кричу им: «Мы свои!» — а они не слышат. Для того, чтобы остановить эту бомбежку, мне нужно было выйти на станцию бригады, чтобы она вышла на их станцию наведения, а потом чтобы их станция наведения вышла на их старшего летчика, который ведет группу, — и только тогда можно дать тому команду «отбой». Они к этому времени уже отбомбятся и улетят! От этого налета потерь в танках не было, но людей побили. Еще был случай. У меня в то время танка не было, и я был назначен старшим офицером связи бригады — держал связь с корпусом. Для этого мне дали
