мне привязался и ходил за мной как хвостик. А в этой суматохе он потерялся: «Товарищ старший лейтенант, вы живой? Вас не убили?! Я видел, как вы перебегали». Он рассказал, что все это время провел в подвале дома. Видел, как немцы пытались завести танки, а потом решили их катить, и пятый танк у них укатился к реке. Как эти звери притащили двоих наших и разорвали их танком… Докладывать я никому не пошел — почта сработает. Танки эти восстановили.
Вошли на территорию Германии. До Берлина оставалось 70 километров, когда нас перебросили на север, в зону действий Второго Белорусского фронта. В первых числах февраля мы совершили стокилометровый марш. А ведь на этих танках мы шли с Вислы! Это по прямой 500 километров, а с боями — все полторы тысячи! Самая большая проблема — снабжение катками. Летели бандажи… Короче говоря, прошли по территории Польши и вошли опять в Германию. Надо сказать, что разница большая воевать на территории Белоруссии и Германии или Польши. В Белоруссии шли жестокие бои. Там и «власовцы» держались. Поляки — и вашим и нашим. Это несолидная публика. Поэтому на территории Польши хотя и были схватки, но не такие ожесточенные, а на территории Германии опять начались тяжелые бои — здесь их дом, жены, матери, дети. Кроме того, не стоит говорить о ненависти немцев к своему фюреру — этого мы не чувствовали никогда. Так что бои в Германии были даже пожестче, чем в Белоруссии, не говоря уж о Польше. Батальон сдал оставшиеся танки и отправился в Познань получать новые. Неделю сидели, ждали. Старшим от бригады был полковник Морозов, с которым у меня, понятное дело, сердечных отношений не было. Там мы занимались боевой подготовкой, изучали уставы. Ребята нашли машину и смотались в Познань, где еще шли бои. Притащили фляжки со сгущенкой, галеты, коробки с шоколадом. Получили мы танки, сформировались. Прислали нам и командира батальона — алкаша и любителя женских юбок, гонявшегося за немками. Мы с ним вообще не сошлись. Но у него свое дело, а у меня свое. По завершении формировки меня сместили с должности начальника штаба и поставили командиром роты в соседний батальон. Честно говоря, я был только рад этому. За работу штаба я не беспокоился — Ухань, парень, с которым я провел операцию, был готов меня заменить, а мне хотелось своими руками пострелять. Я к войне относился не как к службе в армии, а как к выполнению своего долга перед Родиной. Короче, это назначение я воспринял совершенно безболезненно.
Принял роту в третьем батальоне, которым командовал Степа Красовский. Ребята меня знают. Получили задачу овладеть городом Альтдам (Домбе), что рядом с Щецином. Но для начала надо было взять город Рейц (Реч). Командир батальона приказал выделить три танка в помощь стрелковому полку. Разведали пути подхода, попросили пехотинцев настелить гати через болотце. Пехота пошла вперед, мы ее поддержали огнем, а когда прошли болото, обогнали пехотинцев и вырвались вперед. Один из экипажей подбил немецкую самоходку, за которую потом получили деньги, молодцы.
Пошли дальше. Я иду со своей ротой, а этот Морозов все время рядом. Подошли к следующему населенному пункту — он горит. На его западной окраине ферма, из которой нас обстреляли. Решили переночевать перед населенным пунктом. Вдруг приехал Морозов: «Слушай, Шипов, давай на твои танки взвод пехоты, станковые пулеметы и через населенный пункт к этой ферме. Давай этих фрицев кончать!» Я говорю: «Товарищ подполковник, населенный пункт горит. Двигаться по нему невозможно — будут гореть люди и танки. Да и мы на том свете окажемся». — «Я что сказал?» — «Я жечь людей не буду. Но если вам очень хочется, я с танками объеду населенный пункт и обстреляю ферму из пушек». — «Ну, давай». Ему главное покрасоваться. Объехали, постреляли и вернулись. Наступает утро. Немцы ферму, естественно, оставили и без нас — они не дураки. Вытянулись в колонну и поехали. Он мне говорит: «Видишь, ферма-то не сгорела, ты ее не сжег». — «Главное — немцев-то нет! Ушли!»
Чем ближе подходим к Альтдаму, тем сильнее сопротивление немцев. Продвигаться нам становится трудно. В бригаде была оперативная группа во главе с командиром соседнего батальона, которая обеспечивала движение. В конце концов этот командир батальона погиб по-глупому. Со мной связывается командир бригады и назначает меня командиром группы по обеспечению движения. В подчинении у меня три-пять танков с десантом или без из второго или третьего батальона — первый батальон не трогают, берегут.
Задача простая — идти вперед, разведывать, обеспечивать маршрут движения. Каждое утро мы выезжаем и едем, пока нам что-то не помешает двигаться. Либо это разрушенный мост, либо какие-то противотанковые сооружения или серьезное сопротивление немцев. Если видим, что сопротивление серьезное, завязываем бой. Я вызываю артиллерию и авиацию. Тут важно хорошо ориентироваться на местности и уметь по карте точно определить свои координаты — это жизнь. Иначе свои же и убьют. Надо сказать, что большинство боялось так работать, а я не боялся, считал, что если не помогут, то и сам загнешься, и ребят погубишь. Я вызывал танк командира бригады. Командир танка, рядом с которым всегда были артиллерийский наблюдатель от «катюш» или тяжелой артиллерии и авиатор, принимал от меня координаты и передавал им — 15–20 минут, не больше, и ты уже результат ощущаешь.
С авиацией несколько иначе. Авиация в интересах моего взвода не полетит. И в интересах бригады не полетит. И в интересах корпуса не полетит. А в интересах армии полетит. Поэтому в интересах армии все время летят группы штурмовиков по три-девять самолетов. Наблюдатель передает координаты той группе, которая сейчас летит в моем направлении. Тот принимает запрос, а дальше уже зависит от меня. Когда они будут пролетать надо мной, я должен заблаговременно начать пускать ракеты в сторону цели. По моему указанию группа начнет работать. И вот под этим зонтиком парочку километров всегда выиграем. Вот так примерно неделю мы шли, пройдя километров 150.
Причем быстро вырабатываются тактические приемы. Например, у нас в стволе всегда был осколочный снаряд. Допустим, по тебе выстрелили, но с первого раза попасть сложно — промахнулись. Важно ответить, и не принципиально, видишь ты цель или еще нет, главное, не дать себя расстреливать. А дальше я начинаю маневрировать, вести наблюдение. Если засек цель, то начинаю лупить по ней. Если нет, то можно бросить дымовую гранату, обозначить, что горю, а потом уже думать, что делать. Это разведка. Тут кто кого.
Но самое главное, надо мной никаких Морозовых нет, никто не портит настроение. Я общаюсь только с командиром бригады, да и то через командира его танка. Только когда отзывают меня для смены маршрута, тогда с ним общаюсь напрямую. Помню, он все ходил с палкой, но до меня ни разу палкой не дотронулся, а мог… правда, он был не такой уж палочник, как командир корпуса Кириченко — тот беспощадно бил, когда его не слушались.
Однажды рано утром подъехали к населенному пункту. Возле него расположились солдаты — заспанные, мерзнут. Спросили, что за населенный пункт и почему они здесь, а не в нем. Сказали, что с вечера не смогли его взять. Мы развернулись, пошли вперед. Дали по паре выстрелов из пушек. Ворвались. Пехота пошла за нами. Взяли этот населенный пункт. До Альтдама оставалось совсем немного — три или четыре километра. Вечером получаю распоряжение от командира бригады Кузнецова утром вести бригаду. Ни свет ни заря поднимается бригада, танки вытягиваются. Мои три танка головные. Я толком не позавтракал, чувствую себя неважно. Стоим полчаса, час — приказа на движение нет. Где же перекусить? Все уже свернули. Макаранец! Точно! Зенитная батарея, которой он командует, свернется только после выхода бригады. Сейчас они на дежурстве. Я ходу к Макаранцу. Я ему говорю: «Ничего не ел». Он командует: «Валя, срочно пожарить картошки». Валя хватает картошку, начинает чистить. Смышленая девчонка, быстро все приготовила, уже несет мне тарелку. Я только рот раскрыл, и танки двинулись. А мои- то головные! Я с тарелкой бегом к ближайшему танку. Схватился за поручень, залез на трансмиссию, двигаюсь. Только остановились, перебегаю на следующий танк, опять на трансмиссию. В конце концов добегаю до своего танка. На моем месте сидит помощник начальника штаба батальона. Подбегает ко мне: «Товарищ старший лейтенант, было такое!» — «Ладно, слезай с танка». Сразу за радио: «Блестящий! Я — Орел. На месте». Все слова в мой адрес были высказаны. Оказалось, что приехал командир корпуса генерал Кириченко и Кузнецову говорит: «Ну, кто у тебя поведет?» — «Старший лейтенант Шипов». Начали меня искать — никто не знает, где я. Назначили другого… Короче, двигаемся в заданном направлении. Дорога идет по насыпи. Мост через небольшой ручеек. Ручеек несерьезный, но параллельно ему идет хороший противотанковый ров метра три-четыре глубиной, стенки которого укреплены бревнами. Мост перегорожен двумя бревенчатыми полузавалами, выполненными так, чтобы проезжающая машина или танк развернулись, подставив борт. Между завалами хорошо горит тяжелый танк ИС. Остальные стоят. Спустился с насыпи в ров. Там два десятка саперов под руководством начальника корпусной инженерной службы лопатами пытаются вырыть пандус. Этими лопатками можно долго копать. А ров этот полон солдат. Полон!
