Глава девятнадцатая
ЗЛОДЕЙСТВО
Кривского купца, свидетельствовавшего за Богуслава, звали Завратой. О том, что постоял за Правду, Заврата не жалел ничуть. И богам угодил, и боярин Серегей, о коем купец и прежде знал только хорошее, за помощь отблагодарил щедро: подыскал невесту для старшего сына: вторую дочь соседа своего, княжьего сотника Свардига, природного варяга. Правда, Заврата не знал, что насчет сватовства боярину женушка присоветовала: мол, сын у Свардига один, да и тот от младшей жены, а дочерей – аж пятеро. А замужняя – только одна.
Да разве в этом дело? Никогда бы Заврата этакую славную девку не просватал, кабы не слово боярина Серегея. Приданого за девкой дали не много, ну да хороший купец свое завсегда возьмет. Породниться с варягом, да еще – с княжьим сотником – большая удача. Теперь Заврата и дома в большей чести будет, а уж в Киеве и вовсе никто обидеть не посмеет. А еще прибыток: ежели захочет сынок в Царьград с товаром плыть, то сможет Свардиговым именем прикрыться и назваться не купцом кривским, а человеком княжьим, русом, с которого и мыта возьмут меньше, и место на торговом дворе дадут, и корм бесплатный, что всем русам положен по ряду, заключенному кесарями ромейскими и великими князьями киевскими.
На радостях Заврата быстренько сбыл товар приказчикам того же боярина Серегея и снарядился в обратный путь. С собой взял нареченную невесту и брата ее – в спутники. Не потому, что не доверял тесть Заврате, а потому, что так правильно. Сам Свардиг поехать не мог. Служба княжья. Но сын его, пусть и младше сестры на два года, а спутник надежный. Варяг в четырнадцать лет – это уже воин. Ну и родня со стороны невесты на свадьбе должна быть. Впрочем, купец надеялся, что сынок Свардига не останется в одиночестве. В Плескове у Свардига – дядя. И не кто-нибудь, а сам наместник княжий Скольд. Заврата вез ему письмо от Свардига: тот просил брата отцом посаженным быть на свадьбе. Вот уж не гадал Заврата, купец не бедный, но и не самый первый в Плескове, что сам наместник…
Собирались недолго. Уже через три дня Заврата с приказчиками, невестой и ее братом отправились в путь.
Ехали на двух возах, не торопясь. Сынок Свардигов тоже не стал коня утомлять: привязал к возу да и задремал на соломе. Заврата подумал с одобрением: молодец. Главную воинскую заповедь знает туго: коли можно есть – ешь, коли можно спать – спи.
Дорога из Киева в Любеч считалась безопасной: частенько проезжали здесь и дружинники княжьи, и купцы с охраной. К полудню Заврата и сам задремал, и приказчики его носами клевали… Вот и не заметили, как мимо них рысями прошла беда.
– Глянь-ка, Кошта, – тронул мышлицкого пана его спутник. – Не рожа ли знакомая там?
Будь здесь Богуслав – наверняка признал бы в зорком всаднике того самого лехита, который мучил девку на постоялом дворе.
– Никак тот самый смерд, что тебя пред здешним князем хулил, а?
Пан Кошта присмотрелся… Точно. Шагах в ста катились по дороге возы, а на первом: девка смазливая, парнишка молоденький и он, песья кровь, обидчик.
– Как есть он! Ну я его поучу!
И послал было коня…
– Куда? – негромко, но веско прикрикнул монах. – Ты что задумал, пан?
– Убью смерда, патер, – радостно сообщил Кошта.
– Ты заметил, что он не один? – осведомился монах.
– Тю! Это ж торгаши! Порублю всех, как солому! Иль сомневаешься? – Пан Кошта подбоченился, расправил длинные рыжие усы, глянул соколом.
– Ничуть. Но вынужден напомнить, что эта река не Висла, а Днепр. И здесь за убийство этих смердов с тебя сдерут такую виру, какую ты, пан, и за десять лет не соберешь.
– Это если я захочу ее платить! – осклабился пан Кошта.
– А не захочешь, так будешь в яме сидеть, дерьмо свое жрать! – сердито бросил монах. – И мы с тобой заодно.
– Нас не можно! – вмешался пан Яцек. – Мы же послы!
Монах только головой мотнул, не желая отвечать на такую дурость. Можно подумать, этот глупец не присутствовал на княжьем суде.
Надо признать, что святой отец тоже был не в лучшем настроении. Магдебургский архиепископ Адальберт, главным образом и снарядивший его посольство, поручил Фредрику узнать, не склонен ли новый киевский владетель принять Крест из рук Папы. К сожалению, оказалось, что новый герцог русов еще хуже старого. Тот-то крещеный, хоть и десятины не платил по мерзкому восточному обычаю, а Владимир и вовсе закоренелый язычник, как и отец его, Святослав, вынудивший некогда архиепископа спешно покинуть Киев[17]. Это Адальберт придумал насчет посольства. И дары он предоставил. Получив такие дары, воинственный рус непременно должен был обидеться на князя Мешко. А четырех идиотов в сопровождение Фредрику навязали уже в Гнездне. Тут уж никуда не денешься. Иначе кто поверит, что посольство – от князя Мешко. Фредрик взял тех, кто подешевле. Не без умысла. Чем больше паны начудят, тем меньше у русов будет любви к гнезднинскому князю. Фредрик знал, что спутники его – дураковатые. Но не думал, что настолько.
– Боишься, патер? – осведомился пан Кошта.
Вот наглый варвар. Таких даже святой крест не исправит. Дикарь, он и есть дикарь.
– О чем панове спорят? – поинтересовались догнавшие передовых пан Стась и пан Казимир, коих, строго говоря, панами называть не стоило, потому что с благородной шляхтой их роднили лишь сабли да усы.
– Там, впереди, – торгаш местный, который нас на суде лаял, – поведал Кошта. – Хочу его наказать, а кое-кто не дозволяет. Видно, за шкуру свою боится.
– Моя шкура, пан, не мне принадлежит, а Церкви! – высокомерно ответил Фредрик. – Если ты хочешь отомстить, не будь дураком. Выбери время поудобней и место потише. Не то вместо мести получишь железом по башке!
Словно в подтверждение сказанного мимо бодрой рысью проскакали шестеро дружинников. Длинноусый предводитель мазнул взглядом по лицам чужеземцев. Недобрым таким взглядом. Лехиты посторонились, пропуская русов. Пан Яцек закашлялся от поднятой пыли и незамедлительно приложился к фляжке.
– Господь наш учит прощать обидчиков, – напомнил монах.
– Не думаю, что слова эти касаются диких язычников, – возразил пан Яцек.
– Нашинкуем смердов, как баба – капусту! – кровожадно воскликнул Кошта.
Спина его залечилась, но обида – нет.
– Мне, духовному лицу, не пристало слушать такие речи! – перебил Фредрик. – Я ничего не слыхал и знать ничего не желаю. Хочу лишь остудить слишком горячие головы и напомнить, – тут монах лицемерно улыбнулся, – что есть некоторые блюда, которые лучше потреблять холодными. И месть – из их числа.
Спутники монаха переглянулись, ухмыльнулись и, пришпорив коней, обогнали не ведающих о грядущей беде Заврату и его спутников.
– Смеркается, – отметил очевидное приказчик, сидевший на передке воза с вожжами на коленях. – Не худо бы нам, батюшка, перекусить.
– На постоялом дворе поснедаем. Там, где развилка на Туров, – ответил Заврата. – Горячего поедим, пивка примем. – Заврата сладко прижмурился.
Молодой варяг, приоткрывший было глаза на слово «перекусить», снова их закрыл.
Его сестра отложила рукоделие (и впрямь темнело) и задумчиво поглядела на Заврату. Потом – на браслет темного золота, подаренный будущим тестем. Подумала: а хорош ли собой ее будущий муж? И – что ей подарят на свадьбу?
Лошади лениво перебирали ногами. Второй возок вообще отстал шагов на тридцать…
Заврата прихлопнул севшего на щеку комара, прислушался к стуку копыт… Резво идут. Не иначе посыл в Киев. Кому еще спешить прочь от города в такое время?
Четверо всадников вынырнули из полутьмы и осадили коней.
Заврата успел увидеть тусклый блеск стали. Оборониться не успел. Тяжелый клинок наискось упал на
