— Знаю, мой сын не приедет в Байи,— продолжала она.— Может быть, я больше никогда не увижу его. Ни его самого, ни этот проклятый Рим. Я не могу без Рима, но ненавижу его. Никогда не думала, что так страшно умирать.
— Да,— опять сказал он, с трудом разлепив губы.
Голос Агриппины мешал ему. В той тишине и покое;
которые были в нем сейчас, внешний звук (хотя Агриппина говорила едва слышно) причинял физическую боль.
— Оставайся со мной.— В глухом голосе Агриппины он ощутил нарастающую страсть.— Зачем тебе Рим? Я буду твоим Римом.
— Нет.
Она приподнялась на локтях, заглянула ему в лицо:
— Нет?
Он вздохнул:
— Не могу.— Никий отрицательно покачал головой и пояснил с виноватой улыбкой: — Я не принадлежу самому себе, император приказал мне вернуться, как только я...
— Молчи! — она прикрыла ему рот ладонью.— Я все знаю, но я хочу. Ты знаешь, что такое желание женщины? Желание такой женщины, как я?..
Никий осторожно взял ее запястье, отвел руку в сторону.
— Не могу,— сказал он и медленно поднялся. Надел валявшуюся на полу тунику, присев на корточки, стал застегивать сандалии.
Агриппина молча смотрела на него, не стыдясь своей наготы. Скорее всего она ее просто не замечала. Никий несколько раз оглядывал ее мельком и опускал глаза. В неясном свете лицо ее казалось маской. Он вдруг подумал, что эта женщина будет красивой даже мертвая. Подумал как-то очень просто, без сожаления, словно все уже случилось.
— Прости,— произнес он, вставая.— Прости, мне нужно идти.
Она едва заметно качнула головой. Ему вдруг стало жаль ее. Остановившись у двери, он сказал:
— Я слышал, что ты хорошо умеешь плавать. Это правда?
— Да,— кивнула она.— Почему ты спрашиваешь?
— Потому что мы в море и всякое может случиться.
Некоторое время она молча смотрела на него — молча и пристально.
— Когда? — спросила наконец.
— Сегодня,— он опустил глаза и добавил: — Сегодня на рассвете.
— Они придут за мной?
— Нет.
— Мы будем тонуть?
— Да.
— Мне было хорошо с тобой, Никий, запомни это.
— Я буду помнить об этом всегда.
— Будь ты проклят!
Никий не помнил, как вернулся в свою каюту: просто оказался там. Темнота незаметно перешла в сумрак — приближался рассвет. Он сидел, не шевелясь, и думал, думал, думал об одном и том же: когда Агриппина умрет, не будет ни одного свидетеля его падения. Кроме Бога, но от него все равно ничего не утаишь.
Кальпурний поскребся в дверь и вошел еще до того, как Никий отозвался.
— Пора, сенатор,— прошептал он.— Мои люди готовы и ждут только тебя.
— Ждут?
— Да, сенатор, лодка уже на воде.
Он вышел на палубу вслед за Кальпурнием. Над морем стоял туман, противоположный борт корабля был едва различим. Никий поежился, стало очень холодно. Кальпурний протянул ему шерстяную накидку, но Никий отрицательно помотал головой и раздраженно бросил:
— Где?
— Вот.— Кальпурний перегнулся через борт и указал вниз рукой.
У Никия возникло сильное желание схватить Кальпурния за ноги и выкинуть за борт. Но тот, словно почувствовав это, быстро распрямился и шагнул в сторону, выжидающе и настороженно глядя на Никия. Никий подошел к борту — за густым белым туманом не видно было воды. Он гневно посмотрел на Кальпурния:
— Где же?!
— Вот, сенатор.— Кальпурний осторожно, словно боясь, что Никий ударит, протянул руку к борту и дотронулся до веревочной лестницы.— Они там, надо спуститься.
Никий в упор посмотрел на Кальпурния, тот испуганно кивнул вниз. И тогда Никий, перекинув ногу через борт, нащупал провисающие ступени и, ухватившись за веревки, стал спускаться. Посмотрел вверх — голова Кальпурния показалась над бортом и тут же скрылась. Посмотрел вниз — туман, кажется, сделался еще гуще. Никия била дрожь.
Дело было не только в промозглом тумане, а главным образом в том, что он испугался — ему почудилось, что это заговор и Кал'ьпурний послал его на смерть. Он втянул голову в плечи, ожидая удара сверху (веслом? мечом? — здесь достаточно было палки), и тут же кто-то схватил его за ногу у щиколотки. Он дернул ногой, но безуспешно, рука, сжимавшая щиколотку, оказалась крепка. Он дернул ногой еще раз и услышал голос матроса снизу:
— Спускайся, я держу тебя,— спокойный вежливый голос.
В лодке сидело четверо гребцов. Тот, что помог Никию спуститься, усадил его на корму, сам сел на весла, и лодка отплыла. Через мгновенье очертания их корабля растворились в тумане. Они плыли недолго — старший бросил в воду якорь, гребцы подняли весла.
Никий сидел напрягшись, стараясь, чтобы другие не заметили дрожь его тела. Он спросил сквозь зубы:
— Где берег?
— Там.— Матрос указал рукой за спину, в клубы тумана.
— Далеко?
— Нет.— Матрос почему-то усмехнулся, но под строгим взглядом Никия мгновенно стер улыбку.— Не больше пяти стадиев, господин.
«Неужели смогла бы доплыть!» — подумал Никий, сам не понимая, хочет он спасения Агриппины или нет.
Туман стал рассеиваться, но корабля впереди все еще не было видно. Наконец луч солнца прорезал туман, и Никий увидел сначала край мачты, потом целый кусок кормы. Корабль был повернут носом в открытое море — значит, тоже встал на якорь. Ни звука, ни шороха, ни всплеска воды у лодки — вода стала словно продолжением тумана.
Корабль проявлялся все яснее и рос на глазах. Никий и не думал, что они от него так близко. Казалось, он медленно наплывает на них.
И тут раздался скрежет, будто где-то рядом разрывали ткань. Мачта как-то странно качнулась в сторону и вдруг повалилась на палубу, ударилась об нее с глухим звуком и развалила корабль надвое. Все произошло в одно мгновение: Никий ничего как следует понять не смог. Мачта, сколь бы она ни была тяжела, не могла развалить корабль. Но он развалился именно от ее удара (или, может быть, вместе с ее ударом), и две его половины стали медленно уходить под воду, словно пучина засасывала их. Ни единого крика на палубе, будто корабль вымер.
Никию казалось, что все происходит не наяву, а во сне: обломки корабля бесшумно уходят под воду, и это наваждение, игра, а не гибель. Смерти не было рядом, он не чувствовал ее.
Туман не столько рассеялся, сколько развалился, и клочья его плыли теперь перед глазами Никия, то открывая его взору уходящий в море корабль, то снова прикрывая его.
Вдруг Никий услышал всплеск. Потом еще и еще. Звук шел откуда-то справа. Он встал во весь рост и, сохраняя равновесие на покачивающейся лодке, стал внимательно вглядываться в ту сторону.
