— Разве их... Разве их уже взяли?
— Всех! — самодовольно отрезал Палибий.— Кое-какая мелочь ускользнула, но от центуриона Палибия все равно не уйдет никто. Не представляешь, как эти трусы тут же все стали валить друг на друга.— Он упер руки в бока и, откинув голову, захохотал,— Как только сдерешь с патриция тогу с синей полосой, так он тут же превращается в плебея.
— Но так быстро, прошло всего...— Никий не договорил, удивленно глядя на Палибия.
— Император приказал — центурион Палибий сделал,— самодовольно пояснил Палибий.— Я отобрал верных солдат, а эти крысы даже не умеют сбежать вовремя.— Палибий пригнулся к Никию и заговорщицки ему подмигнул.— Скажу тебе по секрету, император намекнул мне, что хоть я пока еще и центурион, но скоро...— Он выставил свой толстый палец и выразительно потыкал им вверх.— Понимаешь?
Никий кивнул и даже заставил себя улыбнуться дружески, хотя улыбка все же вышла натянутой. Развязность центуриона не возмущала, а пугала его. «Бежать!» — снова подумал он и снова кивнул.
— Ну ладно,— сказал Палибий,— еще не все сделано. Ты знаешь, ведь я пришел за тобой.
— За мной? — Никий сглотнул, дернув головой.
— Конечно,— бодро заявил Палибий,— нам предстоит небольшое путешествие. Император приказал мне сопровождать тебя.
Когда центурион сказал «сопровождать», у Никия несколько отлегло от сердца, все-таки сопровождать — это не доставлять и не конвоировать. Никий хотел осторожно спросить куда, но Палибий опередил его:
— Эта старая крыса, Сенека, конечно, никуда не денется, его и ноги уже не носят, но император приказал ехать теперь же, а если император приказывает Палибию...— Он многозначительно помолчал и добавил, оглядевшись по сторонам: — Еще мне приказано доставить к принцепсу твоего Теренция. Ты не знаешь, зачем он ему нужен?
— А разве ты не знаешь? — в свою очередь неожиданно спросил Никий, пристально посмотрев в глаза Палибия.
Центурион не сумел скрыть смущения.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он глухо.
— Только то, мой Палибий,— уже вполне естественно сумел улыбнуться Никий,— что вы двое, ты и Теренций, имеете самые большие заслуги перед империей в раскрытии коварного заговора. Уверен, император оценит это высоко.
Палибий недовольно посопел, пожевал губами, выставил правую ногу вперед, убрал, выставил левую. Наконец сказал, глядя повыше глаз Никия:
— Скажи, ты уверен в нем?
— В Теренции? Как в себе самом.
Палибий поморщился:
— Я не об этом. Просто я подумал, что он может... что может...
— Что он может? Говори же, Палибий!
Палибий вздохнул, но все-таки выговорил:
— Что он может наговорить не то, что нужно. Со страху, конечно.
— Не то, что нужно? — повторил Никий, сделав удивленные глаза.— Разве он должен говорить еще что-нибудь, кроме правды? Я тебя не понимаю — что же он должен говорить?
— Ничего,— глядя в пол, хмуро отозвался Палибий и снова шумно вздохнул.
Никий приказал слуге позвать Теренция. Теренций вошел, с опаской поглядев на центуриона.
— Я слушаю, мой господин! — поклонился он Никию.
— Насколько я понял со слов центуриона,— сказал Никий, подходя к Теренцию и прямо глядя в его глаза,— тебе следует ехать во дворец, чтобы дать показания по поводу известного тебе заговора.— Он обернулся к Палибию,— Его будет допрашивать сам император?
Не отрывая взгляда от пола, центурион дернул плечами.
— Но, как бы там ни было, кто бы ни допрашивал тебя,— продолжал Никий,— ты должен говорить правду.— Он увидел в лице Теренция плохо скрытый вопрос и повторил, уже чуть раздраженно: — Ты должен говорить правду, одну только правду, Теренций. Ты понял меня? Одну только правду!
— Да, мой господин, я понял, я буду говорить только правду,— сказал Теренций и опять вопросительно посмотрел на Никия.
— Тогда иди,— отрывисто, злясь на самого себя, бросил Никий,— солдаты тебя проводят.
Теренций поклонился и, повернувшись, медленно пошел к двери. Шагал он неровно, уже у порога оглянулся. Взгляды их встретились. В глазах Теренция была тоска. Никий почему-то отчетливо понял, что они видятся в последний раз. Если бы не присутствие центуриона, он, наверное, бросился бы к Теренцию, может быть, обнял его. Но он только с трудом сглотнул подступивший к горлу ком, закрыл глаза и отвернулся.
Глава четырнадцатая
Все время пути до виллы Аннея Сенеки центурион Палибий оставался хмур, а Никий задумчив. Ехали верхами, в сопровождении двух десятков всадников. Когда Никий спросил, для чего такое количество солдат, Палибий ответил, что так надежнее. Никий пожал плечами и больше к этому не возвращался.
День был прохладный, солнце светило неярко, к вечеру все пространство вокруг покрыл студеный гус-той туман — в нескольких шагах уже ничего не стало видно. Топот множества лошадиных ног позади раздавался глухо. Никий подумал, что вот сейчас самое время бежать — повернуть лошадь в сторону и скрыться в тумане. Но он медлил, то крепко сжимая поводья, то расслабляя пальцы. Ехавший рядом центурион вдруг сказал, продолжая смотреть перед собой:
— Хотел бы предупредить тебя, Никий, но не имею права.
— О чем, Палибий?
Палибий вздохнул и, потянувшись, дотронулся до руки Никия:
— Лучше не спрашивай,— и он вздохнул опять.
Почувствовав стеснение в груди, Никий проговорил как можно беззаботнее:
— Что с тобой, Палибий? Не узнаю решительного воина! Если не можешь сказать, зачем начал?..
Палибий не ответил, некоторое время они ехали молча. Вдруг Палибий, пригнувшись к Никию и настороженно покосившись назад на невидимых за туманом всадников, проговорил глухим, без выражения, голосом:
— Ты меня выручил, Никий, и я могу сказать тебе только вот что: если ты поскачешь в одну сторону, то я направлю солдат в другую. Знай это твердо, я твой должник.
Никий растерялся, не знал, что отвечать, как перевести слова центуриона в шутку, изобразить непонимание... Он сидел оцепенев, до боли в пальцах сжав поводья, а Палибий, приподнявшись в седле, крикнул зычно:
— Не отставать! — и пришпорил лошадь.
Солдаты догнали Никия, отряд тяжело проскакал мимо, но Никий так и не решился отстать, да и лошадь сама потянулась за ушедшими вперед. Он не держал ее
Дом Сенеки вырос из тумана внезапно. Палибий поднял руку, останавливая отряд, сказал, ловко спрыгнув на землю:
— Иди, это твое дело,— и тут же повелительно и негромко распорядился окружить дом со всех сторон.
Один из солдат принял поводья, Никий слез с седла, несколько раз присел, разминая затекшие ноги, и, кивнув центуриону, чтобы тот следовал за ним, быстрым шагом направился к дому. Оттолкнув выбежавшего навстречу слугу, они вошли в дом.
Аннея Сенеку они застали в гостиной за массивным мраморным столом, уставленным яствами, в
