Выражение лица у него было мрачным, но это еще ни о чем не говорило. Он не спеша направился ко мне и уселся в машину.
— Косси! Как поживаешь, старина? Где пропадал?
Я сказал ему, что мы с Розой только что перебрались в коттедж и, как только устроимся, заглянем в дансинг. Он усмехнулся и похлопал меня по спине, после чего погрузился в молчание. Меня оно не тяготило. Его, похоже, тоже. И все же было в нем что-то такое — и в улыбке, и в глазах, и во всем его облике, — отчего мне стало не по себе.
— Я не думаю... — заговорил я, но тут же замялся. — Я хотел спросить, приехала ли Джейни этим летом вместе с оркестром?
Он помолчал, потом ответил, что нет, не приехала. Теперь у него другая певица. А Джейни осталась в городе с детьми.
— Думаю, у нее дел по горло, — прибавил он. — Ты ведь понимаешь, что главное — толком воспитать детей. Двое парнишек в таком возрасте, тут женщине ни на что другое времени не хватает... А? Ты что-то сказал, Косси?
— Ничего, — ответил я. — Выходит, с ребятами все нормально?
— Нормально? — Он вроде бы удивился, но почти сразу добродушно рассмеялся. — Понятно, ты читал эту историю в газетах? Так это была не Джейни. Это вообще не о моей семье.
— Ах, вот оно что! — отозвался я. — Рад это слышать, Рэгз.
— Прямо зло берет! — воскликнул он. — Когда человеку нужно, чтобы о нем заговорили, он может лезть из кожи и все равно ничего не добьется. Но стоит кому-нибудь сочинить о нем пакость, и он сразу попадет во все газеты.
— Точно, — согласился я, — так оно всегда и бывает.
— Сначала я подумывал подать на них в суд, а потом плюнул на это дело. В конце концов, это просто ошибка. Такая же фамилия, имя — понимаешь? Вот только Джейни завела привычку прикладываться к бутылке.
Я сделал вид, что поверил. На самом деле он меня ни в чем не убедил. Конечно, вполне мог существовать и другой оркестр, которым руководил какой-то другой Макгайр. И конечно, их ничего не стоило перепутать, особенно после этой истории, о которой писали во всех газетах. Видимо, так и получилось. Оба мальчика погибли в аварии. Джейни — если только это была Джейни — выжила, но долго находилась в коме.
Рэгз попросил меня высадить его возле бара. По дороге я некоторое время размышлял над этой историей, потом мысленно пожал плечами. Он не был мне близким другом, то есть я вообще не мог считать его своим другом. Просто парень, которого я встречал каждое лето все годы, что приезжал сюда. Он нравился мне, как и многие другие люди. Но его дела меня не касались, в отличие от дел Луаны Девор, а я рассудил, что мне и одной головной боли в день достаточно.
Она жила в двухэтажном кирпичном особнячке на удаленной от моря окраине Мэндуока. Дом стоял в сотне футов от шоссе на вершине поросшего лесом холма. Дорога к нему вилась по тщательно подстриженному, буйно зеленеющему газону. Позади дома тоже был газон, тянущийся вплоть до выбеленного забора, за которым находились фруктовый сад, хозяйственный двор и пастбище. Я оставил машину у ворот и огляделся по сторонам.
Упитанная, с блестящей шерстью джерсейская корова паслась на выгоне. Возле сарая рылись в земле и что-то прилежно клевали несколько дюжин леггорнов. По саду рыскала свинья с выводком поросят: они выискивали и с чавканьем пожирали опавшие плоды, удовлетворенно похрюкивая и повизгивая. С прошлого года здесь ничего не изменилось. Во всем царил дух мира и спокойствия, во всем угадывались проявления доброй хозяйской заботы и скромной гордости своими владениями.
Возможно, вы скажете, что быть владельцем такого хозяйства — еще не основание для гордости; что люди эти посвящают всю жизнь однообразным мелочным заботам. Любой конторский мальчик хочет стать президентом компании. Каждый продавец метит в заведующие отделом. Все официанты и официантки грезят о том, чтобы стать сами не знают кем. И каждый из них стремится довести эту мысль до вас — вся эта ленивая, наглая, беспомощная и безмозглая публика. Они не умеют как следует делать свою работу, точнее, они этого и не хотят, но это не мешает им быть уверенными — непонятно, на каком основании, — что они достойны не просто лучшей, а наилучшей участи! Именно эта уверенность и служит им прекрасным оправданием для того, чтобы работать поменьше, а загребать побольше.
Итак, я стоял перед домом, глядя по сторонам, и чем дольше я стоял, тем спокойнее становилось у меня на душе.
Наконец из окна верхнего этажа послышался раздраженный голос Луаны Девор:
— Это ты, Косси? Косси! Что ты там делаешь внизу?
— Сейчас поднимусь. Дверь не заперта?
— Конечно нет. Ты отлично знаешь, что она всегда открыта. Иначе как бы я...
— Погоди. Натягивай штанишки. Еще минута — и я с тобой.
Я вошел через парадную дверь и пересек вестибюль, натертый и надраенный до зеркального блеска. Полировка лестницы была также доведена до совершенства, так что я чуть не растянулся, ступив мимо ковровой дорожки. Наверное, уже тысячи раз я поражался, как у Ральфа Девора хватает времени на то, чтобы поддерживать дом и участок в таком состоянии. Потому что, кроме дома и участка, у Ральфа была еще куча всяких забот. Луана же за все эти годы и пальцем не шевельнула. И не вложила в хозяйство ни копейки.
А вот и их портрет, Ральфа и Луаны, на стене, там, где лестница делает поворот. Увеличенная и отретушированная фотография в позолоченной овальной раме. Она была сделана двадцать два года назад, когда они только поженились. В те дни Луана была похожа на Теду Бара, если вы помните звезд немого кино, а Ральф смахивал на этого испанского парня, Рамона Наварро.
Ральф и сейчас неплохо выглядит, чего нельзя сказать о Луане. Ей шестьдесят два. А ему только сорок.
Ее спальня располагалась вдоль фасада и выходила окнами на город. Через огромное панорамное окно она могла видеть все, что происходило в Мэндуоке. А судя по слухам, которые до меня доходили (и которые она сама же и распускала), она видела не только то, что там на самом деле случалось, но и кучу того, чего не было и в помине.
Дверь была открыта. Я вошел и сел, стараясь не морщить нос от всех здешних запахов. Пахло застоявшимся потом, едой, пролитым спиртным, пудрой и дезинфекцией. Это была единственная комната, с которой Ральфу ничего не удавалось сделать. Луана не покидала своей спальни уже Бог знает с каких пор и настолько загромоздила ее, что тут было просто не повернуться.
У одной стены стоял гигантский телевизор. У другой — массивный радиоприемник и рядом с ним проигрыватель последней модели. Они оба управлялись с пульта, лежавшего на столике у кровати, которую обступали и другие столики и скамейки, заваленные журналами, книгами, конфетными коробками, сигаретами. Тут стояли графин, электрический тостер, кофейник, жаровня, коробки и консервные банки. Имея под рукой все, что только могло ей понадобиться, Луана обеспечила себе автономное существование на те долгие часы, когда Ральфа не было дома. В этом она преуспела. Тут с ней все было в порядке. Местный доктор тоже так считал. Таково же было мнение и другого светила диагностики, которого я как-то привозил из города. Местный док являлся к ней по первому требованию. Но с ней все было в порядке. Если не принимать во внимание эгоизм, жалость к себе, страх и злобу.
Я сел у окна и зажег сигару. Она с отвращением принюхалась, и я нарочно выдохнул дым в ее сторону.
— Ну ладно, — сказал я, — выкладывай. Что стряслось на этот раз?
Губы ее заходили ходуном. Она вытащила из-под подушки несвежий носовой платок и высморкалась.
— Это все Ральф, Косси. Он задумал меня убить!
— Что? С чего это ты взяла?
— Он это задумал, Косси. Я знала, что ты мне не поверишь, но это правда.
— Отлично! Пусть позвонит, если потребуется помощь.
Она растерянно посмотрела на меня, и глаза наполнились большими полновесными слезами. Я
