– Я хочу умереть здесь, – говорит Ната. – Михаил покончил с собой до того, как его убил ял, потому что не хотел показать свою слабость. Он умер чисто и красиво. Но я не воин... А виртуальность стала моей второй родиной. Поэтому я умру здесь. Сейчас я включу программу построения искусственного интеллекта..
Она закидывает голову.
Я чувствую, как начинает работать сложнейшая программа. В результате всех её операций у меня на компьютере будет точная копия сознания Наты. Я смогу с ней разговаривать, как разговаривал с Михаилом, вставив в ноут его имплантант... Наконец, работа закончена...
– Это будет мой подарок тебе, – говорит Ната. – А теперь, пожалуйста, потанцуй со мной.
Я замечаю, что она одета в лазурного цвета тонкое платье, на плечах – фиолетово- прозрачная накидка, похожая на застывшие струйки газа.
– Я не умею танцевать.
– Это несложно. Я тебя научу.
Комната вокруг нас стремительно начинает меняться.
...Мы танцуем на рассвете, когда утреннее солнце ещё несмело пробивается сквозь облака, когда роса нехотя срывается с изумрудного листа на землю. Трава оплетает наши ноги – шелковистая и нежная. Воздух чист и светел...
...Мы танцуем в ледяной пещере. Её кристальные стены искрятся, преломляя наши изображения, дробя их на части. Я не чувствую холода. Мы кружимся вокруг сталагмитов и сталактитов (я не знаю, какие из них вверху, а какие внизу). Здесь царит застывшее во льду совершенство , которого не касалась рука человека...
...Мы танцуем на утёсе, нависшем над бушующим морем, и танец становится быстрым и резким. Брызги – колючие, блестящие, словно драгоценные камни, осыпают нас. Суровый ветер бросает в лицо белоснежную пену. Огромный водяной вал возносится и рушится у наших ног. Небо – тёмно-синее, с далёким алым заревом в том месте, где опускается в море кровавое солнце, похожее на красный щит...
...Мы танцуем в зимнем лесу, и танец опять спокоен, и нам не холодно. Снег на ветках деревьев был бы похож на застывшую морскую пену, если б не горел розовыми, синими, зелёными, жёлтыми огоньками при каждом нашем движении. Изо рта и ноздрей вырывается пар, застывая в причудливых формах. За деревьями прячутся какие-то существа, они старательно избегают моего взгляда, следя за танцем из-за ветвей и сугробов...
...Мы танцуем тихой тёплой ночью. Луна сияет над нашими головами – высокая и чистая. Я не вижу звезд – их скрывают облака. Но света луны достаточно для танца. Он отражается в глазах Наты, переливается в её накидке... Мне начинает казаться, что Ната становится всё легче и легче, а свет луны всё тускнеет и тускнеет. Темнота медленно сгущается над нами...
...Я пропустил тот момент, когда свет окончательно погас, и я остался один во мгле, а Ната ушла со светом.
Я сажусь на пол, прислоняюсь к стене и смотрю в темноту. Я знаю, что увижу, выйдя из виртуальности, поэтому и не хочу ухолить из комнаты, где только что была она... Больше я ничего не помню... Ни запаха, ни цвета, ни звуков... Только танец... Только механическая последовательность действий... И почти не осталось песка в моих ладонях...
В этот вечер мы обедали в форте, и комендант с гордостью показал нам свой сад. Из Франции, за четыре тысячи километров, ему прислали три ящика самой настоящей земли. На ней уже развернулись три зелёных листика, и мы легонько поглаживаем их пальцем, точно драгоценность. Капитан называет их «мой парк». И едва задует ветер пустыни, иссушающий всё своим дыханием, парк уносят в подвал.
Антуан де Сент-Экзюпери. «Планета людей» ...Иногда мне хочется вернуться в Сентополис. Снова пройти по его улицам. Подняв глаза, смотреть на тонкие длинные шпили, венчающие периметры домов, на каменных горгулий над дверями. Хочется оставлять свою уродливую тень на стенах его зданий. Отражаться в витринах, расцвеченных неоном. Идти в толпе – и одновременно в одиночестве. Купить пакетик конфет и свернуть с сияющих главных улиц в маленькие переулки, где верхние этажи нависают гигантскими скалами, скрывая небо. Поймать в ладонь дуновение ветра. Смотреть из своего окна на море огней – холодных огней, не дающих тепла. Я люблю холод.
Но Сентополис больше не мой. Я могу вернуться, только это уже будет другой Сентополис – уютный и знакомый, как старые шлёпанцы. Тёплый и приятный на ощупь. Греющий ладони и закрывающий от ветра. Огоньки его больше не холодны: многие из них светят моим друзьям...
Тайна города пропала, лишив меня роскоши быть наедине с собой. Прощай, Сентополис, в который я приехал четыре гола назад, незнакомый, таинственный Сентополис, покоривший меня своими улицами, снящийся оскалами окон, пронзающий сознание своими шпилями...
Иногда я думаю, что зря обошёл весь Сентополис: если бы крутился в одном и том же районе, остальные казались бы мне сейчас неизвестными, загадочными. А так – исчезла иллюзия
