дабы из сих соображений вывести правила к лучшему их устройству и исправлению, Я положил все сие под собственным Моим ведением и руководством поручить особому комитету, членами коего под председательством Вашим назначаю членов Государственного совета: генералов графа Толстого и Васильчикова, действительного тайного советника князя Голицына, генерала барона Дибича и тайного советника Сперанского, а производителем дел статс-секретаря Блудова.
По дате учреждения упомянутый комитет назван был Комитетом 6 декабря. Неделей раньше — 30 ноября — в записке графу Кочубею, текст которой составлен был Сперанским, император Николай указал, в чем конкретно должны заключаться занятия комитета: «1) В пересмотре и разборе бумаг, найденных в кабинете покойного Государя Императора. 2) В пересмотре нынешнего государственного управления. 3) В изложении мнения: 1. что предполагалось, 2. что есть, 3. что кончить оставалось бы. 4) В изложении мысли, что ныне хорошо, чего оставить нельзя и чем заменить. 5) Как материалы к сему употребить: 1. то, что найдено в кабинете, 2. то, что г. Балашову поручено было, 3. то, что сами гг. члены предложат». Перечислив предметы занятий комитета, его величество счел нужным добавить: «Простейший способ к достижению желаемой цели будет в моих глазах лучший и самый удовлетворительный… Еженедельно уведомлять меня при наших свиданиях об успехах дела, которое я почитаю
Приступив к выполнению поставленной императором Николаем задачи, Комитет 6 декабря сразу же обнаружил, что ни в кабинете покойного государя, ни в бумагах бывшего министра полиции нет ничего такого, чем можно было бы воспользоваться при подготовке преобразований. Оставалось уповать лишь на то, что сами «господа члены» предложат. Вот здесь-то вновь выходил на первый план Сперанский.
Михайло Михайлович не был уже прежним реформатором: мысль его направлялась теперь не на выработку новых политических реформ, но преимущественно на поиск способов продления жизни состарившегося политического организма. Его кредо выражалось теперь в следующих сентенциях: «Не уновлениями, но непрерывностию видов, постоянством правил, постепенным исполнением одного и того же плана устрояются государства и совершаются все части управления. Следовательно, продолжать начатое, довершать неоконченное, раскрывать преднамеренное, исправлять то, что временем, обстоятельствами, попущением исполнителей, или их злоупотреблениями, совратилось с своего пути — в сем состоит все дело, вся мудрость самодержавного законодателя, когда он ищет прочной славы себе и твердого благосостояния государству. Но продолжать начатое, довершать неоконченное нельзя без точного удостоверения в том, что именно начато и не окончено, где и почему остановилось, какие встретились препятствия, чем отвратить их можно». Данное кредо Сперанского вполне совмещалось с той целью, которую ставил перед Комитетом 6 декабря император Николай и которая заключалась «не в полном изменении существующего порядка управления, но в его усовершении посредством некоторых частных перемен и дополнений».
В течение пяти лет — с 1826 по 1831 год — Комитет 6 декабря разработал при участии Сперанского целый ряд проектов переустройства различных частей государственного управления. Все они носили достаточно умеренный характер, но, несмотря на это, в большинстве своем так и не были проведены в жизнь.
Период правления Николая I называют как угодно, но только не периодом реформ. Между тем русское общество весь XIX век билось в судорогах реформаторства и время николаевского царствования не составило в данном смысле исключения.
Однако ни в какой другой период истории XIX века реформы в России не готовились в столь большой секретности, отчужденности от общества, как в период правления Николая I. Общество было лишено всякого доверия к себе со стороны императора и его ближайшего сановного окружения, вся реформаторская деятельность планировалась исходя из того, что высшие сановники лучше общества знают то, что ему необходимо. Как и в предшествующий период, среди разнообразных проектов общественных преобразований вынашивались также планы освобождения крестьянства от крепостной зависимости, но разработку этих планов вели сановники, жившие за счет эксплуатации крестьян, — образно говоря, стоявшие на их спинах. Подавив движение дворянских заговорщиков-революционеров, император Николай сам сделался настоящим заговорщиком в деле преобразования России. В этом деле он таился даже от своего Государственного совета. Основная работа по подготовке проектов реформ была загнана в тесные рамки так называемых «секретных комитетов», составленных им из своих самых доверенных лиц. В целях маскировки реформаторских замыслов данным комитетам присваивалось нередко заведомо ложное наименование, не соответствовавшее истинному характеру их деятельности. В Государственный совет вносились на обсуждение часто заведомо ложные документы, специально подтасованные фактические данные. Работа над проектами реформ превращалась, таким образом, в своего роду игру.
В обстановке бюрократических игр в реформы протекал последний период жизни Сперанского. Он был одним из главных участников этих игр, долго и терпеливо нес на себе их бремя. Работа Сперанского над проектами реформ в первое десятилетие века была наполнена верой и надеждой. Она приносила удовлетворение его уму и душе, будила в нем все новые и новые силы. Он работал по восемнадцать часов в сутки, как проклятый, но это и было его настоящей жизнью. Он ложился спать глубокой ночью, часто прямо в кабинете, усталый, изнуренный, но с мечтою о новом дне и продолжении трудов. Сейчас, спустя четверть века, все было по-другому.
Перо по-прежнему слушалось его, голова по-прежнему мыслила ясно, душа чувствовала. Сперанский внимательно наблюдал окружающее и хорошо понимал главные пороки проводившейся императором Николаем политики всевозможных запретов по отношению к общественной жизни, обуздания любых движений общественного духа. «Мудрость правительства состоит не в том, чтоб погасить ум и воображение, — писал он в одной из своих заметок, — не в том, чтоб охранить одну цепенеющую, хладную жизнь настоящего. Это значило бы погасить веру и надежду, всякое чувство усовершенствования; это есть род богоотступничества и эпикуреизма; это есть подвергнуть общество всем опасностям непредвидимых внезапностей».
Работал Сперанский, как и прежде, много. Вставая ранним утром, по обыкновению в 6 часов, садился за стол и работал до 10–11 часов. Затем на полчаса-час укладывался спать. Вставал и снова работал, теперь уже до обеда. Перед обедом совершал легкую прогулку, после обеда общался некоторое время с дочерью или с гостями, если они были в его доме, и вновь принимался за работу, которая продолжалась без перерыва до ночи. Иногда прерывал ее и выезжал в Государственный совет, в комитет или просто к своим друзьям. Однако прежнее вдохновение отсутствовало. Работа над проектами реформ как будто даже тяготила его. Составленные им в этот последний период жизни законопроекты несли в себе немало сырого, недоработанного.
Ф. П. Лубяновский, близко сошедшийся в эту пору со Сперанским, свидетельствовал позднее о тогдашних его настроениях: «В доброжелательстве, любви и приязни ко мне был он тот же, во многом — другой человек… Почтенный Михайло Михайлович уже говаривал, что и необходимые по времени и обстоятельствам перемены надобно вводить постепенно, с большою осторожностию, а не ломать и переделывать наскоро». В отношении к Сперанскому со стороны аристократических кругов многое изменилось для него к лучшему, хотя некоторая настороженность все же сохранялась. Петербург, кажется, вполне помирился с прежним возмутителем спокойствия. Главных же врагов его успокоила смерть. В конце жизни старый и давний враг часто становится любезнее друга.
Рутинная бумажная работа, обрушившаяся на Сперанского с восшествием на престол Николая I, не прекратила его занятий философией. Напротив, с конца 20-х годов занятия эти стали даже интенсивнее, нежели прежде. Проблема человека, его предназначения, духовной его природы, нравственности и свободы, понятия «добра» и «зла», «истины» и «правды», «счастья» и «долга» — такова тематика многочисленных философских сочинений, а чаще просто заметок, выходивших из-под пера Сперанского в 30-е годы XIX века. «Человек покорен двум законам природы: закону бытия и закону усовершения: он хочет не токмо быть, но и быть счастливым». «Человек редко имеет одну систему поведения; всегда почти две: настоящую и будущую. Одна есть система действий, другая — желаний. По большей части мы готовы жертвовать будущее настоящему: ибо будущее только грозит или обещает, а настоящее нудит или
