ресторан на ужин. Ресторан находился на улице Джордаан. Вечер был холодным, и на ней был черный свитер, связанный в рубчик. В сочетании с коротким хвостиком этот свитер придавал ей очень французский вид. Ее губы были накрашены шикарной фиолетовой помадой, а на безымянном пальце руки (той, со шрамом) поблескивали шесть тоненьких серебряных колец. Она выглядела еще красивее, чем в первый раз, а главное - сама не осознавала своей красоты, а если и осознавала, то относилась к ней как бы со снисходительностью. Так обычно относятся к детям, когда они задают слишком много вопросов. Мне все это казалось в ней необычным, учитывая ее юный возраст. Не думаю, что ей было больше двадцати пяти, скорее, пожалуй, около двадцати.
Она рассказала, что практические занятия проходили в переоборудованном фермерском доме, находящемся в горах за Ниццей. По вечерам они ездили в город на старом американском тарантасе, который принадлежал одному из преподавателей. Пили коктейли в Негреско, танцевали в клубе в Кап д'Антиб. Вечером перед отъездом один молодой человек пригласил ее прокатиться на его яхте к греческим островам. Она отказалась от приглашения. Сказала, что он выглядел слишком симпатичным и в нем не было изюминки. Как манекен в витрине магазина.
– Однако богатый манекен, - заметил я.
Она пожала плечами, но ничего не сказала. И опять я был поражен ее самообладанием. Она производила впечатление человека, который твердо стоит на ногах, не имеет никаких иллюзий и ни от чего не зависит. Все для нее было ясно.
Мы беседовали о южной Франции, о которой я, конечно же, тоже много всего знал после лет, проведенных с Бриджит. В какой-то момент, наливая в наши фужеры вино, она заметила, что я разглядываю ее руку.
– Ты находишь ее уродливой? - спросила она.
– Нет, вовсе нет. Просто любопытно.
– Всем всегда любопытно, как это произошло, но мало кто спрашивает.
Она тоже стала внимательно рассматривать свою руку, наклоняя ее то вправо, то влево, как будто смотрела не на руку, а на кольца.
– Как это случилось? - спросил я.
– Это сделала моя старшая сестра.
– Нечаянно?
– Нет - специально. Потому что ревновала, - Джульетта перевела взгляд на меня. - Мой отец был голландским бизнесменом, а мать - родом из Суринама. Думаю, я была… - тут она помедлила, - не запланирована, - она слабо улыбнулась. -Во всяком случае, когда я была еще младенцем, меня отдали на воспитание. Люди, взявшие меня, уже имели дочь по имени Тайана. Наверное, она ревновала родителей ко мне, из-за того внимания, которое они мне уделяли. Однажды, когда мне было пять или шесть лет, она схватила мою руку, засунула в кастрюлю с кипящей водой и не отпускала.
– Она держала твою руку в кипятке?
– Да, всего лишь секунду-другую. Я так громко кричала, что она испугалась, - Джульетта снова улыбнулась и отпила из своего фужера. - Сейчас мы с ней в хороших отношениях. Она совсем не помнит о том, что сделала с моей рукой. Иногда я замечаю, как она озадаченно смотрит на мой шрам, как будто не понимает, что могло произойти…
Казалось, Джульетта уже давно не переживает по поводу случившегося, но все же в ней таилась какая-то грусть, и, когда она рассказывала мне об этом, ее голос невольно дрогнул. Я накрыл своей ладонью ее руку, ощущая под пальцами гладкую, истонченную кожу.
– Если ты посмотришь на мои детские фотографии, - проговорила она, отводя глаза и оглядывая ресторан, - то увидишь, что на всех я стою с одной рукой в кармане. Это летом, а в холодное время я носила перчатки, - она покачала головой и тихо рассмеялась.
После обеда я повел ее в бар, где она заказала амаретто. Мы сели у окна и смотрели на улицу, бесцветную и холодную, с налетом инея в трещинах камней на мостовой. За последние несколько дней температура опускалась иногда ниже нуля, и вода в каналах Амстердама замерзла. Потом я провожал ее до трамвайной остановки. Проходя мимо ступенек лестницы, которую используют владельцы лодок, мы спустились вниз до камней, торчащих из-подо льда, и я вынул из кармана монету.
– Слушай, - сказал я и бросил монету так, чтобы она покатилась по льду. Мне всегда нравился дребезжащий звук, который получался при этом, - наполовину музыкальный, наполовину металлический, похожий на звяканье трамвая.
– Ты слышала? - спросил я.
Джульетта улыбнулась и, пройдя мимо меня, ступила на лед.
– Осторожно. Лед может быть местами тонким, - предупредил я.
– У меня есть идея… - она стояла передо мной в своем длинном черном пальто. - Мы можем найти твою монету. Я видела, куда она укатилась.
– Ты с ума сошла. Что, если лед проломится?
– Тогда мы промокнем и замерзнем, - сказала она с каким-то сдерживаемым восторгом, - и нам придется снова пойти в бар и еще выпить, чтобы согреться.
– Ты сумасшедшая, - сказал я. Но уже ступал на лед. Джульетта взяла меня за руку.
– Туда. Пошли.
Мы двинулись наискосок в ту сторону, куда укатилась монета. На замерзшую поверхность уже кое- что накидали. Мы прошли мимо пакета из-под молока, крышки от мусорного бака, велосипеда без переднего колеса. Лед под ногами трещал и скрипел, но держался. Вообще-то я не суеверный, но сейчас у меня в голове вертелась одна и та же мысль: если мы найдем монету, то что-то решится. Если мы найдем монету…
– Ты точно видела, куда она укатилась? - если уж на то пошло, мне этого не следовало знать. Мне просто нужно было что-нибудь говорить, не молчать. Наверное, на нервной почве. Казалось, Джульетта понимала это, потому что ничего не отвечала, а просто улыбалась мне. Когда мы уже прошли почти две трети пути через канал, она сделала несколько шагов влево и быстро наклонилась. Потом повернулась ко мне, вскинув вверх руку в перчатке. В ее пальцах что-то блестело.
Я взял у нее монету и рассмотрел ее.
– Та же самая, - подтвердил я.
– Ну конечно, - ответила она, и добавила: - Теперь ты не должен ее тратить.
– Нет. Я сохраню ее как доказательство.
– Чего?
– Не знаю. Чего-то.
Середина канала была необычно яркой - огни города отражались от низких облаков и ото льда, создавая удивительный эффект концентрированного освещения. Я обернулся и увидел, что Джульетта смотрит на меня.
– Как ты думаешь, я симпатичная? - спросила она. Я рассмеялся:
– Ну конечно.
Она оставалась серьезной.
– Я имею в виду - как женщина?
– Да, как женщина, - подтвердил я.
– Ты бы хотел поцеловать меня?
Она пытливо смотрела на меня, запрокинув свое лицо навстречу моему, когда я наклонялся к ней. Целуя ее, я ощутил холод льда сквозь подошвы туфель по контрасту с жаром ее губ. Я отступил назад и посмотрел на нее.
– Ну как? - спросила она. - Хорошо?
Я улыбнулся и не ответил. У меня гулко стучало сердце. Настолько гулко, что казалось, это становилось опасным - мог бы треснуть лед.
Я увидел, как через горбатый мост за ее спиной едет на велосипеде какой-то мужчина, что-то напевая чистым глубоким баритоном. Почему-то это напомнило мне, что уже поздно. Я взял Джульетту за руку и повел ее к лестнице.
– Нам нужно идти, - сказал я, - а то ты пропустишь свой трамвай.
