— Кто это, Радо? — Спросила она, и осторожно выглянула из — за плеча.
— Тот, кто старается увидеть нас. — Подумал, и поправился. — Или меня. А, может, тебя…
— Ты все — таки нашел его. — Она все еще не решалась смотреть в огонь. И отворачивая взгляд от костра, села рядом.
— Сам пришел.
Дразнящий запах мяса снова пробудил ее желудок и Радогор, заметив это, поддел кончиком ножа, ломоть, иначе не назовешь, мяса, величиной в его ладонь, выложил его на широкий лист и подал ей.
— Зачем? — Успела спросить она. Прежде чем впилась зубами в него. Сок брызнул в рот. И она на какое — то время забыла обо всем. Кроме этого пахучего нежного мяса.
— За мечом.
Оторвалась от мяса, забыв прожевать то, что было во рту. И подняла взгляд на рукоять меча. И чуть не ахнула. Та же голова, рога, уши… И те же колющие, огненные глаза.
— Это его меч?
— Не знаю. Дедко Вран получил его в честном поединке. Но всегда убирал от глаз подальше. И сковал его страшным заклятием. А я, по глупости и молодости лет, явил его свету. — Спохватился и своей рукой поднес ее руку ко рту. — Ешь, а я твои ноги посмотрю. И спать…
Мясо застряло в горле.
— Я и так изоспалась.
Радогор не смог скрыть своего удовлетворения, заглянул в глаза и улыбнулся, качнув головой.
— А не безобразничай, коли на руках сидишь.
— А не на руках? — Стрельнула в него лукавым взглядом.
— И не на руках тоже. Мала еще для этих глупостей.
Вспыхнула от негодования, аж слеза из глаза скатилась.
— Скажешь… мала. Да если хочешь знать, матушка моя в мои лета уж год, как бабьи косы плела. А я все в девках.
За болтовней на заметила, как и с мясом управилась. Было, было и нет его. И Радогор, улыбаясь, подвинул ей еще кусок.
— Подниму рано…
И не слушая ее больше, Радогор склонился к ее ногам. Умело снял тряпицы с ее ступней и долго разглядывал мозоли. Удовлетворенно покачал головой и, по своему обыкновению, прошептал несколько слов на незнакомом языке.
— Пусть подсохнут…
Подождал пока вытрет подолом рубахи губы и пальцы, перемазанные жиром и, к ее неудовольствию, снял ноги со своих колен.
Ожила княжна, подумалось ему. Совсем не похожа на того испуганного грязного звереныша, какой ее увидел, лежащей в беспамятстве, на спине бэра. Телом округлилась. И глаза огнем горят. А к добру ли?
— Наклони голову, княжну.
С радостью. Еще и губки вытянула трубочкой.
Перекинул через голову тонкий ремешок и своей рукой одел ей на шею. Княжна скосила на него любопытный глаз. На ремешке висела крохотная фигурка. Разглядела — бэр.
— Оберег мой. Носи, не снимая. Родичи мои и их духи закроют тебя, случись беда.
— А ты как? — Тревоги своей за него даже скрыть не пыталась.
Знала, что не принято, нельзя свой оберег в чужие руки отдавать.
— Я и так бэр. — Отшутился он, тая улыбку в уголках губ. И распорядился. — Мясо прибери. На день хватит.
Скрылся под ветками так. Что и листок не шевельнулся, ветка не вздрогнула. И нет его. Бэр и бэр.
Наспех завернула остатки мяса в листья. Замотала холстиной и толкнула в мешок.
— Рассержусь. — Встретил ее спокойный предупреждающий голос, заранее предупредив ее тайные намерения.
— Ну и сердись. — Дерзкий ответ уже наготове. — На сердитых воду возят.
Но передумала. Побоялась, что опять сон нагонит. Уж лучше промолчать. Вернее будет.
Осторожно подползла и склонилась над лицом. Ресницы, изогнутые на концах, как у красной девки, подрагивают.
Безбоязненно подняла его голову и положила на свои колени.
— Так мягче будет голове. — Словно извиняясь, пробормотала она и запустила пальцы в волосы. — А то лежишь на голой земле.
Спорить не стал. Пусть уж так сидит и в волосах роется.
Так и сидела, перебирая мягкие пряди, пока не задремала.
Очнулась от того, что он хрипел и бился под ее рукой, жутко выворачивая ноги. Хватался руками за горло, словно пытаясь оторвать от него чьи — то руки, душившие его. Оттолкнулся ногами. Скатился с ее коленей и покатился по земле, задыхаясь и корчась от удушья. А возле него прыгал и рычал бэр, приходя в бешенство от того, что не видит этого подлого врага.
— Нельзя было оберег брать! — Запоздало подумала она и прыгнула сверху, надеясь закрыть его своим телом, отвлечь того, кто прямо на ее глазах душил ее Радогора. Но под руками, под телом кроме него никого не было. А Радогор уже почти почернел и глаза мутью затянуло от страшного удушья. Выгнулся дугой и перевернулся на бок, сбрасывая ее. Рука дотянулась до меча… А лезвие медленно поползло из ножен.
И хватка ослабла. Это Влада поняла сразу, потому, как всхлипнул и со свистом выдохнул из легких воздух. Задышал часто и жадно, широко открывая рот.
Княжна упала перед ним на колени и сжала его голову в своих ладонях, прижимая к себе. Бэр же стоял, принюхиваясь к чему — то и вздрагивая всем телом.
— Живой, живой? — Повторяла она, заглядывая в глаза. — А я, колода сонливая. Чуть тебя не проспала… Не уберегла.
И не удержавшись, расплакалась, размазывая слезы по щекам.
— Ну, будет, будет. — Попытался он успокоить ее. — Или не княжна ты?
Провел ладонью по голове и прижал к груди.
— Успокойся. Сегодня больше не придет.
Рука скатилась с распущенных волос на спину.
— Мавки разве плачут?
— А ты бы сам подумал, как я одна. Когда в том сне всегда рядом. — Слезы душат, говорить не дают.
И не совладав с чувствами прилипла к губам, всхлипывая и утирая слезы. Потом ткнулась губами в глаза. В нос и все шептала и шептала.
— Ни кому не отдам. Мой ты. Жизни для тебя не пожалею…
Бережно, чтобы не обидеть, отстранил ее и поднялся на ноги.
— Сон перебили, а путь не близкий. Пойдем по холодку.
— А если увидит? — Снова встревожилась она.
— Увидел уже…
Хитрый бэр, услышав его слова, попятился и скрылся в лесу.
Княжна противиться не стала, решив, что и правда лучше уйти с проклятого места подальше и как можно быстрее. И посмотрела на свои босые ноги. Но Радогор уже рылся в траве, срывая жгучие листочки. И скоро ее ступни снова были затянуты ровными холстяными лентами из ее рубахи. А в его руках появилась баклага.
— Выпей, княжна, но не много. Водица от дуба — отца. Берег для черного дня. И я с тобой выпью. — Повернулся, ища глазами бэра и засмеялся. — Столковались?
— Вот еще. Больно надо. Сам ушел. — С независимым видом ответила она и улыбнулась.
Все равно и Владой меня звать будет. И Ладой. И Ладушкой назовет. Только время ему надо, чтобы привыкнуть.
