– Вы в порядке, Фил? – раздался над ухом знакомый оперный бас. – Мы немного опоздали, простите.
– Игорь Игоревич? – неуверенно спросил я. – Это вы?.. Это действительно вы?
– Это действительно я.
Он расстегнул наручники.
– Черт, то-то я никак не мог толком Италию вспомнить. Халтурно работаете, господа гипнотизеры! Куда это годится?
– Да, вы правы. Поверхностная гипноиндукция качеством не отличается, – согласился Игорь Игоревич. – И наше безыскусное мошенничество с итальянскими воспоминаниями, увы, не вполне удалось. Но вы не расстраивайтесь, в следующий раз копнем пашню глубже, засеем качественнее, без спешки, – сообщил он доверительно. – А вы? Мы же предупреждали вас, Фил, о возможных проблемах. Предлагали ехать на курорт. Ваш приятель Генрик, не зная забот, плещется сейчас в теплом океане, пьет ледяной дайкири и ласкает знойных мулаток. Вы же не только успели заработать здоровенную шишку, но и послужили причиной человеческой смерти. И это всего за несколько часов. У вас своеобразный талант, Фил!
Он был прав. Но не это меня беспокоило сейчас больше всего.
– Куда мы едем?
– На базу Легиона, естественно. Или вы предпочитаете резиденцию Аскерова?
– Поворачивайте. Да побыстрее, черт вас дери! Эти молодцы, не исключаю, со злости помчатся ко мне домой.
Когда микроавтобус вдруг сорвался с места и скрылся из виду, Долото испытал чувство, родственное страху. И было от чего! В тылу у Капрала, оказывается, имелись сообщники. Хорошо, если всего лишь местная рисковая шпана. Но исходить в таких делах всегда следует из худшего.
Долото, опасливо озираясь, попятился в глубину двора, где и присел на корточки в тени поленницы. «А что в нашем случае худшее? – размышлял он. – То, что Аскер, по слухам, встал на скользкую тропу противостояния с гормашевскими. Открытых столкновений пока не было, но с чего-то ведь партии начинаются? Е2-Е4. И надеяться, что именно ты пробьешься в дамки или ферзи – по меньшей мере глупо. А, скорее всего, смертельно опасно. От пешек ничего не зависит, чего бы они о себе не думали. И даже от королей. Особенно, когда игроки режутся «в Чапаева». И если Капрал – фигура гормашевская, причем осознающая расстановку сил (в отличие от меня, используемого Аскером «в темную»), то немедленно рвать когти – самое умное. Рвать когти, увольняться из «Булата» и, желательно, «теряться». Надолго».
И Юра тихонько, ничего не говоря напарникам, выскользнул из двора, обтерши на прощание платочком кованое кольцо, заменявшее покойнику дверную ручку. Зачем оставлять свои «пальчики» судэкспертам, которые, надо полагать, скоро подъедут? Не спеша, но ходко он направился к автобусной остановке. Если расписание не изменилось, то через полчаса будет последний рейсовый на Сарацын. (Юра всегда старался разузнать побольше о месте проведения охранных мероприятий. Привычка и на этот раз оказалась нелишней.)
На его беду, остановка лежала в той же части поселка, что и мой дом. Как раз напротив, через дорогу.
А Убеев и Третий (я так и не узнал, кто именно) в это время занимались откровенным мародерством. Хребет не соврал об иконах. Забывшие и думать о поисках дерюжки, «булатовцы» шумно ссорясь, делили бесценные, восемнадцатого века сокровища хребтовской фамилии. Кое-как разобравшись, они стянули грязное покрывало с составленных горкой сундуков и, радостно переговариваясь, вывалились во двор.
Двор встретил их тишиной и безлюдьем. Не считать же труп за человека, а шуршание дождя по крыше – шумом? Третий, как более осторожный, хоть и молодой, скоренько «захотел в сортир» и юркнул в сторону огорода. Убеев, подняв пистолет стволом вверх, выглянул на улицу. Стремительный рубящий удар, нанесенный Паоло по его запястью, мгновенно переломил плечелучевую кость. Широкая ладонь закрыла Убееву рот, не давая завизжать от боли, а в лицо брызнула струйка легко испаряющейся жидкости со слабым ароматом ландышей.
Старый снайпер погрузился в беспамятство.
Третий прошмыгнул мимо сортира и открыл низенькую дверцу в огород. Темнота… Он выдохнул и, половчее ухватив продолговатый кожаный мешочек с песком, вышел под дождь. Именно этим путем он проник давеча за угол, где и притаился на завалинке, страхуя операцию от возможного побега прыткого Филипка. В тот раз все прошло гладко. Филипок получил мешком по темечку, гарантируя Третьему премию. Плюс две иконы.
Третий улыбнулся. И вдруг неведомая сила развернула его, поставив лицом к здоровенному мужику в дорогом плаще. Мужик наклонил породистый лоб и резко дернул Третьего на себя. Крякнули хрящи в носу, Третий осел на раскисшую грядку. Глаза у него закатились, а из-за пазухи вывалились две потемневшие доски с изображениями христианских святых. Святые угодники укоризненно смотрели на мародера, но тому было уже все равно. Сознание его раздробилось на мелкие, не связанные между собой кусочки.
Игорь Игоревич занес Третьего под крышу, рокотнул что-то водителю. Тот выволок из «Газели» благоухающего ландышем и абсолютно индифферентного к происходящему Никиту Кожемяку, пристроил в непринужденной позе рядом со скрюченным Хребтом. Игорь Игоревич достал из внутреннего кармана крошечную мобилу, набрал номер, спросил: «Лейтенант Коновалов?» Удовлетворенный положительным ответом, сказал: «Будьте любезны, подойдите к дому такому-то по улице такой-то. Здесь у вас вооруженное нападение с целью грабежа. Имеется труп хозяина. К счастью, грабители не поделили добро, и в драке получили тяжелые травмы. Сейчас они, некоторым образом, в обмороке. Поспешите, пожалуйста!»
На закономерный вопрос «кто говорит?» Игорь Игоревич скромно ответил: «Прохожий».
Но прежде, чем десант Больших Братьев занялся работой по пресечению противоправной деятельности банды охотников за культурными ценностями, я был высажен у родного порога. Шишка уже перестала пламенно напоминать о себе, и я чувствовал, что способен на многое. Многого, однако, пока не требовалось. Судя по спокойствию Марфы, чужих в доме не было.
– Если не возражаете, мы посмотрим, что к чему во вражьем стане, – сказал Игорь Игоревич. – Постараемся исправить ваши ошибки или хотя бы ликвидировать нежелательные последствия. А вы оставайтесь здесь. Успокойте родителей, скажите, что вынуждены сократить отпуск…
– Это известие их, конечно, успокоит, – согласился я. – Игорь Игоревич, скажите, разве вмешательство в земные дела вас не пугает?
