– Идти с вами я не имею права. И желания тоже не имею. К тому же девочки топлесс меня мало интересуют. Саркисян? Каков ваш ответ?
– Я пойду, конечно. Гражданские ваши ребятишки, может и слюнтяи, и все такое, но спасать их шкуру – наш прямой долг. Как-никак мы тоже виноваты в их неудаче. Пусть и косвенно.
Василиса пробурчала себе под нос несколько энергичных фраз на родном языке, шумно выдохнула и сказала:
– Так я и думала. Рада, что не ошиблась в вас. Саркисян, разрешаю пригласить кого-нибудь еще. Агитируйте. У Капралова это хорошо получается. Пусть вас будет хотя бы четверо. Но не более.
Однако четвертого найти не удалось. Даже вернувшийся в строй Волк, узнав предварительный план операции, отказался:
– Вот если бы со стрельбой и взрывами, тогда другое дело. А шнырять по-тараканьи – благодарю! Я уж лучше на полигон…
– Выступаете завтра в полдень, – сообщила легионерам Василиса, когда они явились для напутствий и инструктажей. – Пока разрешаю отдыхать. Одно условие. Ваших пьяных рож личный состав видеть не должен. Расслабляйтесь на природе. С Сильвером я договорилась, выпустит без вопросов. Осип Осипович тоже в курсе. Заначки ваши он уже приготовил, забирайте. Отбой – в час, не позднее. Подъем – в девять. Брысь!
Филипп нес на плече баян, а Генрик и Бородач волокли сумку с припасами. В сумке время от времени позвякивало. Все трое при этом облизывались и заговорщицки переглядывались.
«Ох, и погуляем, – говорили их довольные физиономии. – Ох, и оторвемся!»
«Ахтамар» семьдесят девятого года был, безусловно, великолепен. Особенно под «гусарский бутерброд» – ломтик сыра между двумя долькам лимона. Собственно, коллекционный коньяк был бы хорош и без «гусарского бутерброда». И вообще без чего бы то ни было.
По первой выпили и закусили молча, соглашаясь с немногословным тостом Генрика: «За успех предприятия!» Посидели, наслаждаясь переливами волшебного тепла по телу. Хитро улыбнулись друг другу, перемигнулись заблестевшими глазками, и повторили. Поцокали языками, покивали понимающе, косясь на бутылку.
– Черчилль был совсем не дурак, – выразил общее мнение Бородач.
Генрик расцвел, гордясь тем, что армянский коньяк предпочитают исключительно не дураки. Филипп добавил меду:
– Не иначе, в нем имелась толика армянской крови. Особенно, если судить по хитроумию, – уточнил он.
– А что, – кивнул Генрик, – пожалуй. Только… возникает закономерный вопрос. Отчего такой видный мужчина не носил усов?
– Ара, это же элементарно! Маскировка, ара. Как иначе управлять англичанами? – удивился Бородач.
– Ох уж этот английский снобизм, – покивал Филипп. – Им бы нашего сержанта в премьер-министры…
– Меня-то зачем? – спросил, медленно раздуваясь от счастья, претендент на высшую британскую власть.
– Ну… – протянул Филипп, мучительно ища ответ. – Ну, влить горячей крови в их рыбьи сердца и горячего семени… не будем уточнять, куда.
– А, – сказал Генрик. – Понятно. В Великобритании премьер-министр совмещает широко известную деятельность с деятельностью, от общественности тщательно скрываемой. В частности, с донорской. Оч- чень любопытный факт, и крайне заманчивое предложение. Буду думать.
– Вот так государственные секреты становятся достоянием гласности, – прокомментировал Бородач, разливая драгоценную жидкость по емкостям. – И-и-и, вздрогнули!
Выпили, вздрогнули, зажмурились блаженно. Еще посудачили о пустяках. Вспомнили старые анекдоты, блеснувшие в коньячном свете небывалыми гранями. Смеялись над ними, хохотали, ржали, как безумные – аж до упаду. Падать было легко и не больно. «Ахтамар» способствовал. Но как-то, до обидного внезапно, закончился.
– В этот самый момент и вышел на поляну, слегка покачиваясь и дымя титанической «козьей ножкой», бритоголовый ефрейтор, сжимающий в руках волшебный сосуд замысловатой формы, – возвестил Саркисян.
Бородач вышел, улыбчиво кланяясь. Волшебный сосуд замысловатой формы оказался удлиненной бутылкой «Белого Аиста».
– Тираспольский, – гордо сказал он, сковыривая пробку. – Я, между прочим, оттуда родом.
«Белый Аист» взмахнул крылами, закачал поднявшимся ветром солдатские головушки. Улыбки стали шире. Приднестровский коньяк был безоговорочно признан главенствующим над молдавским.
– И все-таки «Суворов» гораздо круче, – с видом знатока разглагольствовал Бородач. – Гораздо! Когда вернемся с победой, привезу из увольнения именно его. И гори они огнем, премиальные! Вот тогда оцените.
– Да мы и этот ценим, – гудел Генрик, разливая по новой. – Поверь трехтыс-сячелетнему опыту армянского народа. Твой «Аист» – птица что надо.
– Слов нету, – соглашался Филипп, бодро опорожняя стаканчик. – Белый прямо таки монстр!
В рот попало далеко не все. Было жаль, но как-то не слишком. Он промокнул подбородок платком и полез в сумку. «Мы, чай, тоже не лаптем щи хлебаем».
– Вот она, родимая, – Филипп потряс над головой плоской фляжкой из нержавейки. – Чудо уральских лесов. Слеза Хозяйки Медной горы. Струя Великого Полоза. Ржаная. Самогонка. На. Кедровых. Орехах.
