шепотом:
– А что, большой шорох по поводу этих несчастных облигаций?
Антон с облегчением понял, что опер не видит ничего из ряда вон выходящего в визите следователя прокуратуры поздним вечером на квартирку покойного, без понятых, особенно на фоне жалоб про то, что из квартиры что-то пропало.
– Меня попросили, – уклончиво сказал он, и опер снова понимающе кивнул.
– Ну? И что там случилось?
– Я обнаружил, что дверь открыта, заглянул туда, там кто-то был. Я прошел внутрь, и меня ударили по голове. Очнулся, а там труп, – медленно проговорил Антон свою легенду, в общем-то, не особо кривя душой.
Опер мгновенно сменил благодушную маску на лице на озабоченную и присвистнул. Труп – это вам не избитый следователь, это гораздо неприятнее.
– Что за труп, – без выражения спросил он. – Криминал?
Антон кивнул и закрыл глаза. Будь что будет, решил он, поверят так поверят. А не поверят...
Похоже, опер жестами отдал какие-то указания сослуживцам, толпившимся в дверях, потому что слух Антона уловил какие-то движения, топот ног, хлопанье дверей. На время все замерло. Приоткрыв глаза, он отметил, что опер сидит возле его постели в той же позе и смотрит на него отеческим взглядом, наверное, ожидая донесений с места происшествия.
– Кто ударил-то? – спросил опер, видимо, обнаружив движение ресниц Антона.
– Не знаю, – прошептал Антон; во рту вдруг ужасно пересохло и трудно стало говорить.
– Воры, что ли, туда забрались? – вслух стал раздумывать опер.
В комнату вошел один из сотрудников, молодой парень в камуфляжной форме.
– Петро, там глухарь, – сказал он громко. – Ножевое в сердце.
Опер поднялся со стула и двинулся было к выходу, но на полпути затормозил и повернулся почему-то к Антону, хотя вопрос свой явно адресовал коллеге.
– А кто потерпевший-то, кого там грохнули? Квартира же пустая, опечатана, – сказал он в пространство.
Стало так тихо, что с улицы слышен был шелест тополиных листьев под ночным зефиром.
Антон не ответил, только закрыл глаза в знак того, что интересующими сведениями не располагает.
– Ну чего, надо группу вызывать, – тоскливо констатировал опер. – Тебе-то, прокурорский, доктор нужен? В «скорую» звонить? Или не надо?
– Не знаю, – прошептал наконец Антон, и опер деловито кивнул.
– Ясно. Лучше вызвать.
Он щелкнул пальцами, и кто-то из его сослуживцев бросился исполнять: Антон услышал, как в коридоре трещит диск архаического телефонного аппарата, и мужской голос тихо переговаривается с невидимым собеседником. А опер вернулся к дивану:
– Послушай, друг, а удостоверение у тебя цело?
– В кармане справа, – тихо ответил Антон.
Опер провел рукой по карману брюк Антона, на ощупь убедился, что удостоверение на месте, и вышел.
Антона оставили в комнате одного, даже старушки не вернулись к его ложу, и он мог только догадываться о том, что сейчас происходит за пределами комнаты, где он возлежал на диване. Внезапная мысль о том, что на ноже, служившем орудием убийства, каким-то образом могли оказаться отпечатки его пальцев (так всегда бывает в кино, где злые силы подставляют главного героя), заставила Антона похолодеть. Лежа на диване в чужой квартире, он провел не самые счастливые минуты своей жизни в ожидании, что вот войдут, закрутят руки и – вперед, в кутузку.
Через некоторое время действительно вошли. Сначала прошел сотрудник милиции – тот, который по заданию оперативника ходил в соседнюю квартиру на разведку, он широко распахнул дверь и пропустил в комнату даму. Антон еще из коридора услышал ее ворчливый низкий голос, знакомый по его первому осмотру.
Лариса подошла к дивану, с грохотом поставила на пол экспертный чемодан и присела на краешек дивана.
– Ну, подвинься же, – бесцеремонно сказала она, устраиваясь поудобнее, – а то разлегся...
От ее сварливой манеры разговора Антону сильно полегчало на душе. Это означало, что с ним обращаются не как с подозреваемым, а как со своим, его как бы брали в товарищи. И он должен вести себя не как подозреваемый, и даже не как свидетель, а как потерпевший и одновременно как коллега.
Лариса между тем положила ему на лоб свою маленькую сухую руку.
– Голова болит? Тошнит? – спросила она.
– Болит... Тошнит... – сознался Антон.
– Сейчас осмотрю тебя, – сказала Лариса. – Если ты не возражаешь. А?
– Хорошо, – прошептал Антон.
– Ран на тебе нет? Или ты не знаешь?
– Вроде нет.
– А кровь откуда? – Лариса ткнула пальцем в мазок крови на штанине его джинсов.
Антон почувствовал, что краснеет, и про себя стал молить Бога, чтобы Лариса не приняла краску, залившую его лицо, за свидетельство вины в убийстве.
– Меня по голове ударили... Я на полу очнулся, – стал рассказывать он, едва шевеля пересохшими губами, – очнулся, а там труп. И кровь течет.
– Там ножевое свежее, что ли? – спросила Лариса, обернувшись к двери.
Ей ответил голос оперативника:
– А тебе что, не сказали? Он теплый еще.
– Да я не заходила, – отмахнулась Лариса. – Жмурик не убежит, а тут живого человека по голове стукнули. Я сразу сюда. Тем более что следака еще ждем. Ну-ка, сядь, милый, – обратилась она к Антону, и похлопала по плечу, призывая занять вертикальное положение. – Я тебя посмотрю и снова ляжешь.
Антон послушно дал себя ощупать, наклонил голову, едва не застонав от боли, по команде Ларисы сполз с дивана, протянул вперед обе руки, попытался присесть с закрытыми глазами и завалился на бок; хорошо Лариса поддержала и помогла ему лечь обратно.
– Ну что, милый, у тебя ЧМТ, типичная, причем.
– Что это? – спросил Антон, еле ворочая распухшим языком.
– Черепно-мозговая травма, – разъяснила Лариса доброжелательно. – В больничку бы надо. Поедем?
– Не знаю, – прошептал он, облизывая пересохшие губы. – А куда? В какую больницу?
– А кто ж его знает, кто сегодня дежурит. Может, повезет и отправят в хорошее место. Ну что? Поедем?
– Не знаю, – повторил Антон. И с ужасом вспомнил, что мать понятия не имеет, где он. Идя «на дело», он отключил звонок у мобильного телефона, на виброрежим и не подумал его поставить, да еще и засунул его в дальний карман. Так что мать наверняка оборвала телефон, не дождавшись ответа, и теперь, наверное, сходит с ума.
– Сколько времени? – спросил он у Ларисы.
Та посмотрела на часы:
– Полтретьего. Ты торопишься куда-то?
Антон прикрыл глаза и даже застонал. Лариса испугалась:
– Что, совсем худо? Сейчас, сейчас в больничку поедем...
Она встала и вышла из комнаты. Антон слышал, как она звонила по телефону, интересуясь, почему так долго не едет «скорая». Его вдруг сморил сон; сквозь дрему он расслышал звонки мобильных телефонов в коридоре, озабоченные голоса старушек... И вдруг захлопали двери, затопали шаги, голоса стали громче, кто-то замысловато выругался. Антон занервничал: что же там произошло?
– Лариса, да ты в своем уме? – нервно спросил мужской голос, опознать который Антон не смог.
